– Лена, я простил тебя уже через секунду после того, как ты ушла от меня. Я себя простить не могу, а тебя давно простил.
– Правда? – все еще всхлипывает она, но уже тише.
– Клянусь, – мне совсем невесело, но я почти улыбаюсь.
Она подходит ко мне, словно хочет всмотреться в меня, в мое лицо, понять наверняка, где я ей вру, что я задумал.
– Хорошо, – кивает она и проводит рукой по моим волосам так, словно я ее непослушный ребенок, – теперь мне легче. Можешь уходить. Иди, Саша.
Неприятное ощущение дежавю накрыло меня, но уже через миг я вспомнил, где слышал эти слова: там, на мосту. Я сел в машину и поехал – но не домой, а прочь из города, прочь от нее, от себя. Я не превышал скорость и не пытался ничего с собой сделать, но что-то внутри меня с бешеной силой билось и пыталось найти выход, но выхода тому не было. С каждым днем рядом с ней мне было все больнее, но я не мог остановиться и перестать испытывать эту боль. Здесь, на пустой окружной трассе, на скорости в 140 километров в час, я наконец понял, почему вернулся домой. Только из-за нее. Это было единственное объяснение. Без нее ничего в моей жизни не имело смысла. И тогда, и сейчас.
Киру выписали из больницы, и я приехал его забирать. Лена при встрече обняла меня – я был снова допущен в круг ее друзей. Но, конечно, не настолько близкий, как хотелось. В общении с ней я словно ходил по тонкому льду и боялся лишний раз ступить и проверить: что, если она оттолкнет меня? Удивительное чувство: ведь однажды эта женщина уже была моей, я уже пробирался к ней в палатку на фестивале, сквозь осенний дождь, внезапные признания и закипающий чайник на кухне, сквозь ее молчание и мою дрожь – и вот начинай все сначала, будто ничего и не было.
И все же меня не покидало ощущение, будто что-то вернулось. Время отмотало пленку назад. В прежнем составе, вчетвером, мы собирались по вечерам у Киры. Так же шутили, играли в настолки, смотрели кино, мы с Кирой возились с гитарными примочками, а Лена с Соней шептались на кухне, то и дело взрываясь приступами смеха. Но незримое расстояние, стена между мной и Леной – все равно ощущалась. Казалось, можно потрогать воздух, наполненный страхом и сожалением, моим желанием и ее отстраненностью. Но я продолжал хвататься за любую возможность стать ближе – смеялся над ее шутками, ловил каждое слово, движение, взмах ресниц. Ни одно выражение ее лица не ускользало от моего внимания. Иногда мне казалось, что я слышу ее дыхание и пытаюсь дышать с ней в такт. Никогда еще я не был так жалок, разве тогда, когда только полюбил ее и ждал звонков и ночных визитов в надежде, что однажды она приедет не для того, чтобы рассказать мне о своем очередном романе, а чтобы остаться со мной. Но несмотря на отчаяние, я чувствовал, что снова счастлив. Я снова жив.
