– Да, я помню, что ты с утра не очень разговорчив, – улыбается она.
– Забавно. Я совершенно не помню, какая ты по утрам.
Она хмыкает – словно оценила мою попытку уколоть ее, но даже не подумала воспринять мои слова всерьез. Входит в квартиру, раздевается, проходит на кухню, садится на стул, будто не уходила отсюда никогда, ноги под себя подобрала, улыбается. Что за наглая девчонка, а? Поворачиваюсь к ней спиной и варю кофе – не знаю, что говорить и как себя вести. Меня выводит из себя ее присутствие. Мне нечего ей сказать вслух, но внутри меня кипит масса колких фраз. Сколько еще можно на нее обижаться? Вечность?
– Ты не изменился, Саша.
– Ты уже говорила.
– Повторяюсь, да.
– А ты надеялась, что изменюсь? Кого ты думала увидеть вместо меня?
– Не передергивай. Я думала увидеть тебя, конечно же, и это хорошо, что не изменился. Правда, ты и раньше не был особо любезен.
– Мне уже неинтересно, я так и знал, что будет неинтересно, и вот.
– Послушай, я не собираюсь тебя преследовать и дежурить у подъезда. Я скажу то, что хочу сказать, и уйду. И не буду больше пытаться. Но я не могу молчать…
– О да! Этого ты никогда не умела.
– Саша, хватит. В конце концов, я не собаку твою убила, чтобы разговаривать со мной таким тоном.
– Ты обиделась, Лена? Боже, прости. Только не плачь, – язвлю я и наливаю ей кофе.
Она берет чашку в руки, дует на нее смешно, по-детски, осторожно делает первый глоток и вдруг обреченно, сдавшись:
– Зря я пришла.
– О, наконец-то. – Я, кажется, даже руки к потолку возвожу театрально, – наконец-то до тебя дошло! Я еще вчера предупредил, что мне плевать на все, что ты скажешь, но тебе неймется.
– Да, извини за то, что хочу исправить свои ошибки, – почти вышла из себя она, – извини, что мне стыдно. Извини, что хочу попросить у тебя прощения.
– Не за что просить прощения, Лена. Нечего исправлять. Жги, Лена, нечего спасать. Я не помню, что я был с тобой, я не помню, как это было, и не хочу знать, почему так вышло.
– Если ты ничего не помнишь, то за что меня ненавидишь? Не много ли мне чести?
Ее правда. Было бы все равно – не злился бы. Но я так просто себя не выдам, тоже не лыком шит. Наклоняюсь, опираюсь на стол, приближаясь, чтобы видеть ее лучше. Чтобы и она могла видеть лучше: как она мне противна, неприятна, как я хочу уничтожить ее:
– Потому что ты не нравишься мне, Лена. Вне зависимости от того, что между нами было. Ты не нравишься мне. Мне неприятно не то что видеть тебя – слышать о тебе. Мне хочется тебя стереть. Отовсюду. Чтобы даже запаха твоего не было. Чтобы не помнил тебя никто. Словно не было тебя в моей жизни никогда. Понимаешь? Чтобы тебя не было, Лена. Как это сделать? Ты можешь это устроить? Можешь исчезнуть к чертям собачьим из моей жизни, как тогда, три года назад? А? Что тебе стоит, твою мать, отвалить наконец раз и навсегда?!
