– Ленка, ты пахнешь сиренью.
– Что? – от неожиданности я рассмеялась.
Он провел рукой по моему лицу, вдруг став серьезным настолько, что это насмешило бы меня раньше, но не сейчас.
– Разве так хорошо может быть? Это законно?
– Не может, – подтвердила я, – мы с тобой умерли и видим одни и те же сны.
Он притянул меня к себе, поцеловал жадно, мучительно, долго, задержав дыхание. Затем провел пальцем по моим губам, не отводя от них взгляда, и вдруг прошептал – как ребенок, беззащитно, трогательно:
– Лена, не уходи никогда, пожалуйста, я теперь без тебя не смогу.
Я приручила дракона – так я себя ощущала. С одним нюансом – он меня тоже приручил.
– Не смоги, пожалуйста, не смоги, Саша, никогда. Я, кажется, теперь совершенно твоя. Насовсем.
Он зачем-то прозвал меня Сиренкой – соединив мое имя с сиренью, а я великодушно прощала ему это прозвище, хоть с детства их терпеть не могла. Я продолжала называть его Сашей, не придумывая никаких ласковых словечек: мне заново нравилось это имя, нравилось произносить его вслух, когда я оставалась одна, будто я слышала его впервые или произносила на незнакомом мне языке и пыталась понять его значение. «Саша», – удивлялась я сама себе каждое утро, просыпаясь рядом с ним. «Саша», – шептала я, когда мы занимались любовью.
– Расскажи, когда ты понял? – однажды спросила я.
– Что понял?
– Что любишь меня.
– Кто тебе сказал, что я тебя люблю? Я тебя жалею. И терплю.
– Эй!
Вздохнул и уставился в потолок:
– Помнишь фотографии с фестиваля? Наверное, тогда. Я залез к тебе в палатку, пока ты спала, не хотел разбудить и фотографировал спящую. А потом вдруг понял, что не хочу выходить из палатки. Хочу закрыться в ней ото всех с тобой, раздеть тебя, целовать. Я сам себя испугался – это же Ленка, с ума я сошел?
– И все? Так просто?
– А потом я два дня наблюдал, как ты обжималась с каким-то придурком с дредами.
– Бедняжка, – смеюсь.
– Ты что смеешься? Я страдал!
– А надо было его убить! – шепчу заговорщически.
– Я и убил, – отвечает серьезно, не улыбаясь. – Он тебе звонил потом?
– Неееет, – изображаю озарение.
– То-то же.
– Ты должен пообещать мне, что я тебя не потеряю, что бы ни случилось, хорошо?
– Я обещаю, но что может случиться, Ленка?
– Ты можешь меня разлюбить.
– Глупости. Такого не может быть.
– Слушай, – вдруг осеняет меня, – если ты понял это еще на фестивале, то как же Юля? Вы с ней встречались гораздо позже.
– А как ты думаешь, почему мы все-таки расстались? Ленка, до чего же ты слепая!
