Каждый вечер он уходил домой – ближе к полуночи, как по расписанию. Я провожала его, как и полагается, с печальным выражением лица – жаль, что приходится расставаться, но ничего не поделаешь. Висла у него на шее, как восьмиклассница, ждала звонка и шепота в трубку «Я дома, спокойной ночи, люблю тебя» и лишь потом ложилась спать – еще час или два ерзая, ворочаясь с боку на бок и катая во рту ощущение незавершенности, а потому и какого-то сладкого почти одиночества. В один из таких вечеров за окном зарядил дождь и Саша все не уходил в надежде, что он закончится, поэтому мы валялись на полу и смотрели кино, прерывая его дурацкой болтовней и целуясь сладкими и красными от черешни губами. Наконец фильм закончился, и я тайком взглянула на часы – первый час ночи, и сейчас он точно уйдет, никогда еще не задерживался так долго, но казалось, что сегодня Саша никуда не торопится. Он лежал на полу около дивана, закинув руки за голову в своей обычной – немного развязной – манере, и воодушевленно делился впечатлениями от фильма, но я уже не слушала, переполняясь каким-то раздражением, которое всегда настигало меня перед его уходом. «Уходи уже, – думала я, – и дай мне вдоволь посокрушаться о твоей нерешительности». Но он оставался равнодушен к моим страданиям. С еле сдерживаемой досадой я уткнулась лицом в колени, обняв их, как вдруг Саша замолчал на полуслове. Я повернулась к нему, чтобы понять, в чем причина, и тут же встретила странный взгляд – казалось, что у него потемнели глаза: так странно, так глубоко он смотрел на меня. Что-то изменилось – прямо здесь, секунду назад, а я даже не заметила что, но вдруг точно поняла: сегодня все произойдет, он так решил, и поэтому сегодня все произойдет. И тут же, подтверждая мою догадку, он протянул мне руку, подзывая к себе. Я было потянулась, но остановила себя: что, если я неправильно истолковала его желание? Что, если правильно? Не спешим ли мы? Должны ли мы это делать? Сомнения зашумели во мне, как вспорхнувшая птичья стая.
– Так, все, Лена, – прохрипел он, – я так больше не могу, – и рывком притянул меня к себе.
Следующие несколько часов он не проронил ни слова. Пока он раздевал меня, с обезумевшими глазами рассматривая мое тело, пока он нес меня на руках в кровать, целовал каждый миллиметр моего тела, кусал мои плечи, раздвигал мои ноги, сжимал мои бедра, жарко дышал, запрокидывал голову, выгибал спину, хрипел, как запертый в клетку зверь – то ли от боли, то ли от желания, обвивал меня собой так, словно хотел впитать меня целиком, без остатка и никому больше не отдавать, – все это время он молчал. Я и сама бы не могла говорить – мне казалось, что меня затянуло в воронку сумасшедшего урагана, что я в наркотическом экстазе и с трудом осознаю себя здесь и сейчас. «Саша, – думала я, – Саша», – и это была моя единственная мысль: два таких знакомых мне слога вдруг сложились в совершенно новое слово и значение. Когда наконец первая волна безумия отхлынула и с берега потянуло легким ветром, я почти решилась прервать молчаливый любовный заговор, но он снова меня опередил:
