— Странный прибор видел, что-то вроде шара. Господин капитан его каждую полночь проверяет, мне Вилл, рулевой, сказал. Не компас, не астролябия, там деления от одного до одной к тремстам шестидесяти пяти по кругу, вот так: один, одна вторая, одна треть, четверть… На «Кодак» похоже, помнишь, у господина учителя… — Ивица невольно вздрогнул, и Иштван тут же добавил: — Сам посмотришь, скоро тебе стоять.
— На скольких сейчас стоит? — вдруг спросил Ивица.
— Одна двадцать четвертая, — замявшись, ответил Иштван.
Оба замолчали. Ивице хотелось еще посидеть, но не получилось, так и разошлись, думая об одном, да порознь. Спускаясь в трюм, он видел, как Иштван подошел к борту и долго всматривался вдаль, будто надеялся увидеть стремительно приближавшийся берег — барк шел ходко, крепчавший ветер раздувал паруса, подгоняя судно. Вечером он перешел в шквал, но приказа снимать паруса не поступило. Судно рвалось на юг, подгоняемое колючим ветром.
Поздней ночью на горизонте показалась земля, «Хоуп» буквально ворвался в порт. Суета, шум, гам, матросы загрохотали коваными башмаками по палубам, стремительно взлетали по вантам, травили гики, выбирали фок и грот: судно теряло ход, истошно визжа под напором безумствовавшего ветра, направляясь к самому дальнему пирсу — бетонной скале, одиноко белевшей в свете стремительно светлеющего неба. Пара минут, начался и закончился восход, будто выпущенное из темницы светило стремительно поднималось по небу, спеша в зенит. Перед высыпавшими на палубу мальчишками открылась картина полупустого порта, чей век или уже прошел, или еще не настал, величавые портальные краны, сгрудившись, позванивали, жалуясь на долгий простой. Капитан крикнул портовым на скверном французском, его едва поняли, но швартовы приняли, сходни подали. Кто-то из начальства поднялся на борт, объяснился, польстившись на золото, незамедлительно согласился на все и принялся отдавать распоряжения. Хоуп развернулся и стал командовать своими, включая и Стабба, старпом ушел в трюм и там руководил разгрузкой. Ивица уже не выбирался с кухни: капитан пригласил отобедать начпорта, а тот пригласил и своих помощников, так что коку и его подручным работы прибавилось вчетверо.
Все ждали вечера. Хоуп уже предупредил новичков: без его команды никто борт не покидает ни при каких обстоятельствах, только вечером, как работы стихнут. Но за работой мало кто смотрел на дразнящий устойчивой надежностью берег, времени не было: матросы меняли марсели и стаксели, принимали и найтовали груз. Хоуп распорядился с ходу сменить часть бегучего такелажа, пока хозяин Орана столь щедр. Истертые центнеры пеньки отправили в трюм на размотку.
