Мне хотелось поскорее закончить со всем этим.
– Понятно.
– Распишитесь здесь.
Я расписался на электронном планшете.
– Можете идти, – бросила она, не удостоив меня взглядом. – Свободны.
Я повернулся, сделал шаг, и тут злость, закипавшая с того самого момента, как я переступил порог учреждения, вырвалась наружу. Я перегнулся через барьер и негромко сказал:
– Не чувствую себя свободным.
Дама за столом положила карандаш и выдохнула через нос. Лицо ее выразило глубочайшее презрение.
– Об этом, мистер Райзин, вам следовало думать тринадцать лет назад. И если только вы нарушите условия освобождения, штат с радостью вернет вас туда, где и должны содержаться больные извращенцы.
Полицейский у нее за спиной ухмыльнулся, покачиваясь на мысках.
Меня поставили на место. Нечего было и рот открывать. Я повернулся. Вуд ожидал меня у двери в коридоре. Судя по выражению его лица и шуму за дверью, что-то было не так.
– Тебе, пожалуй, стоит поискать другой выход.
Я уже заметил припаркованные снаружи фургоны – пресса, телевидение. Похоже, кто-то из ведомства шерифа постарался. По опыту общения с репортерской братией я знал, что эти акулы будут кружить, пока не получат свое.
– Может, лучше покончить с ними сейчас.
Вуд шагнул в сторону и снял сдвинутые на макушку «костас».
– Возьми, лишними не будут.
Я надел очки и вышел туда, где меня поджидали с фотоаппаратами, микрофонами и рекордерами. Громкие, требовательные голоса и вопросы, вопросы…
Каково оно, быть сексуальным насильником?
Как вы нашли, где жить?
Чем будете заниматься?
Будете посещать встречи ветеранов?
С вами уже контактировали какие-то команды?
Браслет помешает играть?
Вы связывались или, может быть, намерены связаться с жертвой, Энджелиной Кастодиа?
Я держался до последнего вопроса, но слово «жертва» было как удар стального прута по спине. Я тяжело посмотрел на репортера.
– Нет.
А что насчет двух других девочек?
Я представил, как мой кулак ломает челюсть блондинистому репортеру, потом обвел взглядом толпу его коллег.
– У меня есть заявление.
Журналисты сбились теснее, нахлынули, прижав меня к двери и едва не тыча микрофонами в лицо.
Я решил обойтись без предисловий.
– Никакая команда со мной не связывалась. Планов посещать встречи или попытаться играть в футбол на организованном уровне у меня нет. – Я выдержал паузу. Какой-то репортер открыл было рот, но я перебил его. – Согласно особым условиям освобождения, заниматься этим мне нельзя.
Недовольные моими ответами, они продолжали забрасывать меня вопросами.
