– А как же комбинация, которую я назвал в хадле?
– Используй другую. Ты к ней цепями не прикован. Смена тактики – это запасной вариант на случай «если… то…».
О чем таком речь? Я совершенно ничего не понимал и смотрел на отца так, словно у него выросло вдруг три головы.
– Если защита делает одно, – объяснял он, – то мы делаем другое.
Я махнул рукой в сторону моего воображаемого нападения.
– Отлично, но как сказать это тем десяти парням, – я показал на воображаемую защиту, – чтобы те одиннадцать ничего не знали?
Отец щелкнул пальцами.
– Придумай слово.
– Что?
– Любое слово. Какое-нибудь броское.
Я назвал первое пришедшее в голову:
– Мэтью.
– Хорошее слово. Но как насчет «Майк», «хот чек» или «Рокки»? Такие слова легко произносить и слушать. Само по себе слово значения не имеет. Оно – вербальный звонок, способ привлечь внимание, вот и все. Этим словом ты говоришь своему нападению, что меняешь игру на линии скримиджа. Их работа – слушать тебя и, услышав то самое слово, провести требуемые корректировки. Твоя работа – прочитать защиту и понять, какая игра сработает при данном построении защиты.
Сошлись на «хот чеке».
Но это решало только половину проблемы. Я почесал затылок.
– И как мне сказать тебе, куда бежать?
– Ты произносишь заранее обговоренное слово. В данном случае, когда защитная схема меняется с прикрытия 1 на прикрытие 2, открывается слэнт[21] и может быть хитч-энд-гоу. Ты выбираешь слэнт и говоришь «бомбер». Выбираешь хитч-энд-гоу, говоришь «рейзор».
Это означало, что я как квотербек должен был знать наше нападение так же хорошо, как и все возможные защитные варианты, с которыми мы могли столкнуться, и комбинации, которые могли применить на линии при смене прикрытия. В этот момент футбол стал шахматами в формате 3D с небольшой нагрузкой на сердечную мышцу в придачу. Не говоря уже о шайке мародеров.
– Готов? – усмехнулся отец.
Я назвал комбинацию в хадле, и мы подошли к линии скримиджа. Я встал под воображаемым центровым, и отец занял позицию на левом фланге. Я отодвинул воображаемого защитника на законное место и начал отсчет. «И сорок один… и сорок два…» Мысленно представив заполненные трибуны, зрителей, орущих, размахивающих полотенцами и трясущих наполненными мелочью молочными кувшинами, и табло, показывающее, что для победы нам нужен тачдаун, я оглядел поле и отметил, как меняется защитное построение. Рука невидимого великана передвигала на доске фигуры.
– Хот чек! – крикнул я, делая жест рукой. –
