Одними губами девушка чуть слышно прошептала:
— Они обвиняют тебя! Беги! Больше она ничего не могла для него сделать, и он понимал это — близость их была такова, что они порой обходились без слов, достаточно было и взгляда.
Энгелард быстро оглядел собравшихся, оценивая число возможных противников и расстояние между ними, но не двинулся с места.
— Кто обвиняет меня и с какой стати? — спросил он. — Сдается мне, скорее я мог бы подозревать любого из вас. Вы стоите тут над телом моего хозяина, а я провел весь день за Бринном, с коровами. Когда я вернулся домой, то увидел, Что Аннест беспокоится, что это Сионед так долго не возвращается. А тут еще мальчонка, что овец пасет, сказал, что в церкви сегодня не служили вечерню. Вот мы и решили ее поискать, а сюда пришли, заслышав шум да гомон, который вы подняли. И поэтому я спрашиваю еще раз — и не успокоюсь, пока не получу ответа — кто это сделал?
— Мы все хотели бы это знать, — промолвил отец Хью. — Сын мой, никто из нас тебя не обвиняет — просто у нас есть к тебе кое-какие вопросы, а тому, у кого совесть чиста, ни стыдиться, ни бояться нечего. Ты, верно, еще не присмотрелся к стреле, что сразила Ризиарта? Взгляни-ка повнимательнее.
Нахмурившись, Энгелард шагнул вперед и взглянул — сначала, на лицо покойного, и лишь потом на стрелу. Юноша сразу узнал знакомую синюю окраску оперенья и ахнул.
— Это моя стрела, — он поднял глаза и с подозрением взглянул на толпу, — или подделана под мою. Нет, точно моя, я узнаю оперение. Я заново оперил стрелы с неделю назад.
— Он узнал свою стрелу? — требовательно вопросил приор Роберт. — Он признает это?
— Признаю? — воскликнул Энгелард по-английски. — Да что тут признавать? Я просто говорю, что это моя стрела. Кто ее выпустил, как она сюда попала, — об этом я знаю не больше тебя, но свою стрелу я всегда узнаю. Да разрази меня гром — неужто вы думаете, что если б я был причастен к этому злодейству, то оставил бы свою стрелу в ране? Вы, верно, считаете, что раз я чужестранец, то стало быть, и дурак? И как вам вообще в голову пришло, что я способен замыслить зло против Ризиарта? Ведь он предоставил мне, беглецу из Чешира, кров и пищу, он стал мне другом.
— Сколько бы он ни сделал тебе добра, — как-то неохотно промолвил Бенед, — да только дочку-то за тебя отдавать не хотел.
— Не хотел, и поступал, по своим понятиям, правильно. Я это знаю, потому что уже немало разузнал об Уэльсе. И хотя обидно мне было, я понимал, что разум и обычай на его стороне. И он не сделал мне ничего худого, хоть я и бывал порой нетерпелив и самонадеян. Во всем Гуинедде не было человека, которого я уважал и любил бы больше, чем Ризиарта. Да я бы скорее глотку себе перерезал, чем навредил ему!
