Ризиарт сердито вырвал руку и, обернувшись к Кадфаэлю, коротко отрезал:
— Скажи своему приору, что ему нечего бояться. Мне было бы стыдно признаться соседям, что меня пытались подкупить! Этого они не узнают, но то, на чем я стою, они должны услышать, да и ты тоже.
С этими словами Ризиарт устремился прочь, а отец Хью простер руку, чтобы предостеречь монахов от попыток его задержать.
— Не сейчас, не надо! Он же вне себя от гнева. Завтра можно будет придумать, как подступиться к нему, но сейчас не стоит и пробовать. Вам придется позволить ему сказать то, что он хочет.
— Ладно, — произнес приор, изо всех сил стараясь сохранить достоинство, — пусть, в таком случае, говорит в нашем присутствии.
Приор вышел на солнечный свет и встал рядом с дверью, а за ним по пятам последовали братья и остановились поблизости, подняв головы и молитвенно сложив руки. Они стояли у всех на виду, в то время как Ризиарт громогласно обратился к собравшимся гвитеринцам:
— Я выслушал все, что могли сказать мне эти люди из Шрусбери, вынес свое суждение и теперь должен сообщить его вам. Скажу сразу: им не удалось меня переубедить. Я считаю, что был тысячу раз прав, выступая против святотатства, которое они хотят совершить, и утверждаю, что место святой Уинифред здесь, среди нас, где она находится испокон веков. Было бы смертельным грехом позволить увезти ее отсюда, где она оказалась бы в окружении чужеземцев, которые молитвы, и те стали бы возносить на незнакомом ей языке. Клянусь, что до смертного часа буду противиться любой попытке потревожить ее прах, и призываю вас принять такой же обет. На этом наш сход окончен.
Так сказал Ризиарт, и действительно обсуждать больше было нечего. На глазах у побледневшего приора Ризиарт удалился по лесной тропинке, а следом, в благоговейном и сосредоточенном молчании, рассеялись во всех направлениях общинники. Всего несколько мгновений, и вытоптанная зеленая поляна опустела, как по волшебству.
— Отец приор, ты бы хоть предупредил меня, что собираешься сделать, — робко упрекнул Роберта Хью, — я бы сразу тебе сказал, что это скверная затея, хуже не придумаешь. Ну сам посуди, чем могут деньги привлечь такого человека, как Ризиарт? Даже если бы он был корыстолюбив, — а он не таков, — тебе надо было бы найти к нему другой подход. Я-то думал, ты разобрался, каков его нрав, и обратишься к нему со смиренным прошением — дескать, бедные английские паломники лишены святой покровительницы и просят оказать им снисхождение. Тебе стоило воззвать к его великодушию, глядишь, он бы и согласился.
