— Это верно, но что он сможет поделать? Какое влияние у Бенедиктинского ордена в Уэльсе? Нет, я думаю, он махнет на Джона рукой, тем паче сейчас — когда наконец заполучил то, к чему так стремился. Я больше беспокоюсь об Энгеларде. Вот что, дочка, худо-бедно, одна ночь у нас в запасе есть, и я хочу тебя кое о чем попросить. Отошли своих слуг домой, а сама заночуй сегодня в усадьбе Бенеда, да и Аннест с собой возьми. Может, Господь и пошлет мне какую-нибудь свежую мысль — не забывай, что это мерзкое злодеяние прогневило Всевышнего куда больше, чем нас с тобой! — и тогда я к тебе загляну.
— Мы так и сделаем, — отозвалась Сионед, — а ты приходи непременно.
Чтобы можно было говорить, не опасаясь чужих ушей, они шли не торопясь и изрядно отстали от процессии, поэтому поравнялись с воротами усадьбы Кэдваллона, когда спешивший вовремя отслужить вечерню приор Роберт со своими спутниками ушел уже далеко вперед. У ворот суетливо метался отец Хью, искавший, кого бы кликнуть на помощь. То, что из всех братьев поблизости оказался один Кадфаэль, его не только не огорчило, но даже обрадовало. При виде Сионед священник постарался вести себя более сдержанно, однако его всклокоченная шевелюра и перепуганное лицо выдавали тревогу.
— Брат Кадфаэль, не заглянешь ли ты на минутку в этот пораженный несчастьем дом? — Я слышал, что ты сведущ в целительстве, может, ты хотя бы посоветуешь…
— Его матушка! — немедленно смекнула Сионед. — Она такая — чуть что не по ней, из себя выходит. Я так и знала, что после сегодняшнего она взбеленится. Бедняга Передар, он уже схлопотал себе епитимью! Может, мне пойти с тобой?
— Лучше не стоит, — мягко сказал Кадфаэль.
В конце концов, Сионед, хотя и невольно, подтолкнула Передара к грехопадению, и, уж конечно, она в последнюю очередь могла бы успокоить его матушку. Сионед поняла монаха и, оставив его с отцом Хью, спокойно ушла. Судя по всему, она не ждала большой беды от всей этой суматохи. Жену Кэдваллона она знала всю жизнь, и перепады ее настроения научилась сносить с той же невозмутимостью, с какой Кадфаэль сносил приступы религиозного экстаза Колумбануса, — тот чего только ни вытворял, а всегда оставался целехонек.
— Госпожа Брэнуин в таком расстройстве! — тарахтел на ходу взбудораженный отец Хью, увлекая Кадфаэля в открытые двери дома. — Боюсь, как бы она не лишилась рассудка. Ее и прежде, ежели разойдется, трудно было утихомирить, а тут — единственный сын, и такой удар… Если мы не сможем ее успокоить, добром это не кончится.
