– Да вроде ничего. А зависть прям гложет.
– Вот и уйми ее. Может быть, Зоя вовсе и не счастливая.
– А какая же?
– Умная просто. Знаешь ведь, мужика ругаешь, возникают вопросы, чего же с ним живешь?
– Значит, она подругам сознательно врет?
– Может, и нет? Может, она таким образом себя убеждает в том, что всем довольна?
– Лик, ну вот те крест, она правда всем довольна. Ты бы видела, как у нее глаза засияли, когда этот Петя на пороге появился.
– А ты прям заметила издалека?
– Так невозможно не заметить счастливую женщину. – Томка снова вздохнула и попрощалась.
Я ей поверила. Мне тоже Зоя всегда казалась всем довольной. И это ее довольство было для меня очень странным. На фоне подруг выглядела она неприметной и неказистой. Лада была ухоженной красавицей, Татьяна хоть и не такой сногсшибательной, но очень модной и стильной. Нина уступала им по общепринятым канонам красоты, но в ее лице было столько мягкости и очарования. Публика называла ее милой женщиной. И действительно, Нина была обаятельна, а улыбка ее настолько прекрасна, что, как только появлялась на лице, казалось, что в помещении включились лишние тридцать две лампочки.
Если бы меня попросили описать Зою, я бы ответила: «Ничего примечательного». И это самое верное определение. Я еще помнила времена, когда ее фигура была на три размера меньше, но и тогда – лет пятнадцать назад – стройностью Зоя не отличалась. Кстати, она единственная из четверых всегда заказывала десерты, повторяя при этом одну и ту же фразу: «Похудеем на том свете». Больше всех ее ругала Лада.
– Не думаешь о себе – подумай о детях!
– А что дети? – невинно удивлялась Зоя, отщипывая ложечкой очередной кусочек «Наполеона».
– Детям нужна здоровая мать. А сахар – это, между прочим, не только жир, но и диабет, и гипертония, и еще целый букет страшных заболеваний.
– Тебе не кажется, что странно рассказывать мне про болезни? – хохотнула Зоя, а я не поняла ее смеха.
– Странным мне кажется то, что ты сама об этом не думаешь.
– Почему же? Я думаю. Только еще я думаю, что детям от здоровой, но несчастной матери толку мало.
– А ты без куска торта будешь несчастной?
– Ага, ужасно. – Зоя доела торт и как ни в чем не бывало принялась за мороженое. Лада только рукой махнула: «Ну что с нее взять?»
Взять действительно было нечего. Легкомысленно Зоя относилась не только к своей фигуре, но и к внешности, и к одежде. Никогда не видела я ее хотя бы немного накрашенной. Максимум, который она допускала в преображении, – распустить пучок и перехватить волосы обручем. Волосы, кстати, у нее были роскошными. Я не могла понять, почему такую красоту постоянно прячут. Распущенными я их видела раза три, не больше, и не смогла не заметить, что сама Зоя испытывает неудобство от такой прически. Она постоянно накручивала кончики волос, пыталась собрать их и изобразить подобие узла, который обычно носила на голове. Одевалась Зоя тоже допотопным образом. Вечно на ней висели какие-то старушечьи юбки и кофты, делающие талию еще шире, а возраст гораздо старше. Зоя иногда казалась мамой одной из подруг, случайно очутившейся за их столиком. Хотя, наверное, все эти женщины постарались бы сделать так, чтобы их родительницы выглядели по-другому. Я несколько раз слышала подобные диалоги:
