– Я отправился в покаянное паломничество во имя спасения бессмертной души, - промолвил он, - а это гораздо важнее, нежели исцеление бренного тела. Босой и отягощенный веригами, я поклялся пешком пройти путь до обители в Абердароне, дабы после смерти удостоиться чести быть погребенным на священном острове Юнис Энсли, где сама почва состоит из праха несчетного множества святых.
– По моему разумению, - мягко заметил Кадфаэль, - добиться этого можно было бы и явившись туда обутым - лишь бы душа была исполнена смирения.
Впрочем, цель, которую поставил перед собой этот молодой человек, была понятна Кадфаэлю, как и всякому, в чьих жилах текла валлийская кровь. Абердарон расположен на самой оконечности Ллейнского полуострова, на пустынно морском берегу, неподалеку от почитаемого кельтской церковью острова, ставшего для многих местом последнего упокоения. В тамошней обители никому не отказывали в гостеприимстве.
– Не подумай, будо я сомневаюсь в необходимости твоей жертвы, но, на мой взгляд, самоистязание свидетельствует скорее о гордыне, нежели о смирении.
– Может, ты и прав, - отстраненно отозвался Сиаран, - но уж тут ничего не поделаешь. Я связан обетом.
– Это верно, - вмешался в разговор стоявший у двери Мэтью. Голос его звучал отрывисто, но спокойно, глуше, чем у Сиарана. - Накрепко связан. Да и я тоже - не меньше, чем он.
– Вряд ли вы связаны одним и тем же обетом, - суховато заметил Кадфаэль.
Мэтью был обут в крепкие, добротные башмаки, малость стоптанные, но надежно защищавшие его ноги от дорожных камней.
– Ты прав. Я принес иной обет, но он столь же нерушим, как и обет Сиарана.
Кадфаэль опустил на пол сазанную бальзамом ногу паломника, подложив под нее сложенную тряпицу, и поднял себе на колени другую.
– Боже упаси, чтобы я подверг кого бы то ни было искушению нарушить данный обет, - сказал монах. - Вы оба исполните свой долг до конца. Но, думаю, что на время праздника ты можешь дать отдых своим ногам, а за три дня они, гладишь, и подлечатся, тем паче, что дорожки у нас в обители все больше гладкие. Ну а когда ступни заживут, ты смажешь их одним раствором - есть у меня такой, - чтоб они загрубели. Тогда тебе легче будет идти дальше. Ты можешь это сделать, если, конечно, не поклялся отвергать всякую помощь. Но такого обета ты не давал, потому как иначе и ко мне бы не обратился. А сейчас обожди чуток, пусть бальзам обсохнет.
Монах поднялся, придирчиво оглядел свою работу, а затем обратил внимание на окровавленную полотняную тряпицу, привязанную у Сиарана на шее. Осторожно взявшись обеими руками за шнурок, Кадфаэль собрался было снять крест через голову молодого человека.
