Монах следил взглядом за высокой, прямой, как стержень, фигурой. Все больные были облачены в одинаковые плащи с капюшонами. Покрывала же скрывали даже самые обезображенные лица. Казалось, все они — мужчины и женщины, старые и молодые — пытаются спрятать остаток своей одинокой жизни под обезличивающим одеянием. Ни пола, ни возраста, ни цвета кожи, ни отчизны, ни вероисповедания; все — живые призраки, известные лишь Создателю. Но нет, это все же не так. Походка, голос, телосложение, тысячи мельчайших черточек характера, прорываясь сквозь маску, делают каждого человека неповторимым. Вот и теперь, в молчании новичка ощущается сила духа, а в его спокойствии даже перед лицом грозящей расправы — редкостное чувство собственного достоинства.
— Ты беседовал с ним?
— Да, хотя он говорит мало. Судя по речи, — произнес Марк, — у него, должно быть, уже поражены губы или язык. Он выговаривает слова медленно, немного коверкает их и быстро устает. Но голос у него спокойный и низкий.
— Как ты его лечишь?
— Никак. Он говорит, ему не нужны лекарства, он носит с собою какой-то бальзам. Никто здесь не видел его лица. Так что, я думаю, он покалечен ужасно. Ты ведь заметил, что он хромает на одну ногу? Старик потерял на ней все пальцы, осталась только фаланга от большого. Он ходит в особом ботинке с прочной подошвой. Ботинок так скроен, что дает твердую опору при ходьбе. Другая нога, наверное, тоже задета, но не столь сильно.
— Я видел его левую руку, — вымолвил Кадфаэль.
Он видел подобные руки и раньше, руки с пальцами, сгнившими до такой степени, что они отпадали, как сухие листья от ветки; руки, настолько изглоданные болезнью, что кости вываливались из запястий. Но в данном случае, как показалось монаху, пожирающий тело демон стал жертвой собственной жадности. Там уже не осталось никаких язвенных струпьев: белая морщинистая плоть на искалеченных руках, какой бы отталкивающий вид она ни имела, была суха и здорова. Когда больной жестикулировал, на тыльной стороне руки под кожей двигались крепкие мышцы.
— Он сказал тебе свое имя?
— Говорит, его зовут Лазарь. — Брат Марк улыбнулся. — Думаю, он заново крестился и сам назвал себя так. Быть может, сменил имя, когда расстался с домом и близкими, как надлежит по закону. Что ж, это и впрямь второе рождение, сколь ни прискорбны его причины. Тут уж он сам себе был крестным отцом. Я ни о чем его не расспрашиваю. Но мне хотелось бы, чтобы он не отвергал нашу помощь и не полагался только лишь на свои снадобья. У него наверняка есть болячки или язвы, которым твои мази принесли бы пользу, раз уж он здесь. Думаю, он скоро покинет нас так же внезапно, как появился.
