В багаже у одной из лошадей была карта. Отец, недолго рассматривая её, сказал: «По карте до L-лов около семи часов езды». Осмотрев коней, мы нашли сухпаёк и немного воды. Мы решили сразу всё это употребить и отправится в путь. После всех этих событий мне не хотелось есть, но я поел через силу. Отец решил, что нам не стоит ехать по дороге, и мы свернули на песок; с картой и компасом, которые нашли у солдата, мы не должны были сбиться с пути.
Солнце начинало заходить. Проехав по пустыне несколько часов, мы услышали рокот боя. Отец остановился.
–Проверь, что там, я пока приготовлю оружие и взгляну на карту.
Медленно переползая по песку с бугорка на бугорок, я наткнулся на небольшую каменную впадину, внизу шла битва. Стояли две машины, возле которых отстреливались солдаты. Кто они? Я не мог понять, предположил, что на конвой напали, нападающими были R-нцы. Всего было не больше сорока человек. Вернувшись к отцу, я всё ему рассказал. Отец решил, что нам нужно переждать несколько часов.
Мы заняли удобные позиции среди песков, чтобы нас не смогли обнаружить. Я решил, что лучшее поспать. Солнце ещё не зашло, но делать было нечего. Уснул я быстро, хоть и стоял шум выстрелов. Проснулся я глубокой ночью. Когда встал, я увидел, что отец пытается срезать свою густую бороду, видимо безуспешно.
–Проверь, что там и мы двинемся.
Я нашёл спуск вниз впадины. Это была не совсем впадина. С одной стороны была каменная возвышенность, словно стена, с которой я спустился, возле этой стены проходила дорога, с другой стороны от дороги была степь. Машин не было, только хаотично разбросанные трупы. R-нцы выбрали хорошее место для атаки: с одной стороны, от дороги, высокая каменная преграда, а с другой – степь, с которой они напали. Подойдя к трупу, я решил его осмотреть, но в голову сразу пришли образы моей сестры, которая подорвалась на пехотной мине, в этот момент во мне проснулась жалость, но на мгновение. После смерти матери, я стал более апатичным, меня уже ничто так не волновало как моё выживание. Моё настроение было в перманентном угнетении, постоянная, тонкая скорбь за свою судьбу, я называл это апатией. Увидев, что путь свободен, я вернулся и доложил отцу, мы отправились дальше, возможно к рассвету мы уже прибудем к лагерю либералов.
Степь – серо-жёлтая, такая же бесконечная и палящая как пустыня, но не столь монотонная. Трава медленно колебалась от ветра. Мы быстро рассекали её на лошадях, надеясь в скором времени добраться до пункта назначения. На горизонте появилась кроваво-красная заря; восход солнца был близок.
