У Дениса через месяц математика. Вся.
Потерпеть остаётся совсем недолго. Сдадим выпускные экзамены и — в путь. А пока самой нужно заниматься.
Мне легче, чем Денису. Я в последнем классе и полгода, что пропустила, почти догнала.
Встречаясь с Денисом в коридорах, мы здороваемся, перебрасываемся ничего не значащими словами, и Денис бежит дальше — что-то сдавать, что-то слушать, что-то учить. И я бегу дальше — держа перед собой его взгляд.
Пролетает месяц, как один день. И отец всё-таки возвращается домой.
Привыкнув к мысли о бегстве с мамой и Денисом в мой Город, я вычеркнула отца из своей жизни. Буйный, эгоистичный… — сами пороки его вкупе с пьянством освобождают меня от любых обязательств перед ним и от мук совести. Мы с мамой имеем право удрать от него, как удирают люди от камнепада, от раскалённой лавы из потревоженного вулкана! Я решила перетерпеть наше совместное житьё под одной крышей, как бурю, как грозу.
И всё-таки от одной мысли «отец возвращается» рука моя застывала над сочинением, буквы в книге расползались тараканами.
Привезли отца мама и Ангелина Сысоевна.
Отец вошёл в дом бочком. Вошёл и сразу повис мешком на стуле, глаза — мутны. Он зарос — борода и усы.
— Об уколах я договорилась, — говорит Ангелина Сысоевна. — Такую женщину пришлю! Комар укусит — больнее, чем её уколы. Не будет ни флегмон, ни воспалений. Мотя же поможет и в остальном. Сделает всё, что попросишь. Берёт совсем немного.
— Садись с нами, Геля, — приглашает мама.
Отец ест жадно. Еда вываливается у него изо рта, вместе со слюной виснет на нижней губе, спадает на стол или тонет в кудрявой бороде… Ни на кого не смотрит, видит только еду, хватает с тарелки сразу два пирожка или сразу два куска ветчины. Не жуёт. Что, он все эти месяцы не ел? Ежедневно мама приносила ему обед и ужин!
Отец молчит.
— Спасибо за вкусный обед, — говорит Ангелина Сысоевна. — Ну, я пошла. Смотри, прервёшь уколы, пеняй на себя.
Когда мама уносит остатки еды и посуду на кухню, отец поднимает голову. Видела бы сейчас Люша это бессмысленное существо с отвисшей нижней губой, не погибла бы!
Но вот отец встаёт и включает телевизор — дом наполняется криками, смехом, болтовнёй, громкой музыкой, угрозами, злобой. Несогласованные звуки взрывают нашу с мамой жизнь.
Раньше мы любили читать, сидя за обеденным столом, теперь разбегаемся по комнатам. Мама пристраивается за тумбочкой в спальне, я — у себя за столом. Но звуки вездесущи, чуть притушенные, они буравят уши своей настырностью, и я не могу сосредоточиться. Иду в гостиную, делаю чуть тише. Отец снова до отказа выворачивает колесико звука обратно.
