– На старт, внимание, марш!
Беннетт не собирается ждать особого приглашения. Он срывается с места и пытается добраться до выхода. Голова кружится, а ноги подкашиваются и решительно отказываются служить, но, несмотря на это, каким-то непонятным образом он заставляет их повиноваться.
– Раз!
Стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в колене и резь в легких, мальчик рвется к выходу. Он понимает – это вопрос жизни и смерти. Боль – это временно.
– Два!
Ошметки краски хрустят под ногами, как яичная скорлупа.
– Три!
Вода плещется в желудке, и от этого ему еще хуже, но он не останавливается.
– Четыре!
Входная дверь открыта настежь. Скудный вечерний свет, проникающий через нее в помещение склада, кажется ему желаннее самого яркого солнца.
– Пять!
До двери всего несколько шагов – он почти уже на улице!
– Шесть, семь, восемь, девять, десять!
Прежде чем мальчик успевает понять, что его обманули, в шею вонзается жало начиненного транквилизатором дротика, тут же парализующего мозг. Ноги мгновенно подкашиваются, а дверь, которая только что была совсем рядом, оказывается за миллион километров от него. Глаза сходятся к переносице, зрение мутится, и в тот момент, когда он ударяется головой об пол, в ноздри врывается удушливый запах плесени. Мальчик старается не потерять сознание и успевает увидеть тень склонившегося над ним Нельсона, похожую на зловещий призрак, вырвавшийся из темных глубин подсознания. И прежде, чем рассудок окончательно покидает его, он слышит, как тень произносит: «Нравятся мне твои глаза. Те, которые у меня сейчас, нравятся мне меньше».
Дж. Т. Нельсон знает – разбогатеть, продавая детей на черном рынке, невозможно. Даже когда он ловил беглецов на законных основаниях, больших денег он за это не получал – да это было и неважно. Тогда он был инспектором, и его все устраивало: стабильная зарплата, социальный пакет и пенсия, которая ожидала его в старости. Место, которое он занимал в жизни, полностью его удовлетворяло. Он выполнял приказы и ловил беглецов, служа правосудию. Но все изменилось, когда Беглец из Акрона подстрелил Нельсона из его же собственного пистолета с усыпляющими пулями. Прошел год, а он все еще не может изгнать Коннора Лэсситера из памяти: его самоуверенная, наглая физиономия и пистолет в руке, из которого он выстрелил Нельсону в бедро, превратились в навязчивое воспоминание, преследующее его повсюду.
Для Нельсона этот выстрел стал судьбоносным. Его, казалось, услышал весь мир.
