– Без физиотерапии тебе, конечно, не обойтись, однако занятий понадобится не так много. – Сестра смотрит на приборы, подключенные к ногам Рисы. Это электростимуляторы, заставляющие атрофировавшиеся мышцы сокращаться, тем самым возвращая им нормальный тонус. К концу дня Рисе кажется, будто она пробежала несколько миль, хотя она даже не поднималась с постели.
Рису перевели из камеры. А вот куда? Больницей то помещение, где она сейчас находится, не назовешь. Скорее всего, она в частном доме. За окнами шумит океан.
Интересно, персонал знает, кто она такая и что с нею приключилось? Она предпочитает не задавать этот вопрос напрямую – слишком больно. Лучше жить одним днем и ждать, когда к ней опять придет Роберта и расскажет, что еще Рисе надо сделать, чтобы выполнить условия так называемого контракта.
Но вместо Роберты приходит Кам. Он последний человек, которого ей хотелось бы видеть, если его вообще можно называть человеком. Волосы у него отросли, шрамы на лице сгладились. Тончайшие швы в местах стыковки разноцветных участков кожи теперь едва видны.
– Мне просто хотелось узнать, как ты себя чувствуешь, – говорит он.
– Тошнит и воротит, – цедит она. – Правда, все это началось, когда сюда явился ты.
Он подходит к окну и слегка приоткрывает жалюзи – на пол и стены тонкими полосками ложится свет предвечернего солнца. Слышно, как высокая волна с грохотом разбивается о берег.
– «И этот Океан, великий музыкант…» – цитирует он какого-то поэта, о котором Риса вряд ли вообще когда-либо слышала. – Прекрасный вид. Когда встанешь на ноги, сама убедишься. В это время суток он особенно хорош.
Она не отвечает – только ждет, когда он наконец уберется. Но Кам не уходит.
– Мне нужно понять, почему ты меня ненавидишь, – говорит он. – Я ничего тебе не сделал. Ты даже не знаешь меня, но все равно ненавидишь. За что?
– Я не ненавижу тебя, – возражает Риса. – Ненавидеть нечего, потому что «тебя» не существует.
Он подходит к ее кровати.
– Но я ведь здесь, разве не так? – Он накрывает своей ладонью ее руку. Риса немедленно отдергивает ее.
– Мне плевать, кто ты или что, – не смей ко мне прикасаться!
Он секунду молчит, а затем со всей серьезностью спрашивает:
– Может быть, тогда ты прикоснешься ко мне? Пощупай мои швы. Тогда ты поймешь, что делает меня мной.
Риса даже не отвечает. Вместо этого она шипит:
– Думаешь, дети, из которых ты состоишь, хотели, чтобы их разобрали и сделали тебя?
– Если они были уготованными в жертву, то да, – отвечает Кам. – А среди них такие были. Что же до остальных, то им не оставили выбора. Так же, как и я не просил, чтобы меня сделали.
