Но Адмирал абсолютно невозмутим.
– А я всегда считал, что ты из тех молодых людей, которые не зря тратят силы и время, жалуясь на судьбу.
– Я не жалуюсь! Я злюсь!
– Гнев – наш друг, но только когда известно, какой у него калибр и куда им выстрелить.
От этих слов Коннора пробивает на хохот, такой, что даже водитель оглядывается.
– Ну, вы даете! Вас цитировать можно!
– Кое-кто и цитирует. То, что я тебе сейчас сказал, записано на странице девяносто три пятого издания «Пояснений к уставу для первокурсников военных академий». – Адмирал вглядывается в тонированное стекло, за которым идет будничная жизнь Кладбища. – Проблема с вами, Уцелевшими, – в том, что вы обращаетесь со своим гневом, как с гранатой, которая в половине случаев отрывает руки вам самим. – Тут он переводит взгляд на руку Коннора. – Без обид.
– Какие обиды?
Адмирал присматривается к руке повнимательнее.
– Что-то мне эта татуировка знакома… – Он прищелкивает пальцами. – Роланд. Так, кажется, его звали? Отвратный тип, просто заноза в заднице.
– Да, это его рука.
Адмирал задумчиво вглядывается в нарисованную акулу.
– Вряд ли тебя спрашивали, когда пришивали эту руку.
– Я бы вообще не позволил пришить себе ничью руку, – отвечает Коннор. – Моя воля – я отказался бы, как вы отказались от сердца. Вот и Риса отказалась от позвоночника. – Коннор видит, как рука покрывается гусиной кожей: из кондиционера веет арктическим холодом. – Но не отсекать же руку, раз пришили…
– И не нужно, – говорит Адмирал. – Роланд был человеком, хоть и негодяем, и заслуживал лучшей участи. Думаю, он был бы доволен, узнав, что держит в своем железном кулаке все Кладбище.
Коннор, не удержавшись, хохочет. Адмирал любой бессмыслице придаст философский смысл. Но тут гость становится серьезным.
– А теперь послушай, – говорит он. – Ради всех твоих подопечных и ради себя самого перестань думать о Рисе. Забудь ее.
Но есть вещи, которые Коннор не в силах забыть. Не в силах, и все.
– Не надо было пускать ее в больницу!
– Насколько мне известно, тогда ни в чем не повинный мальчик попал бы на «живодерню».
– Ну и черт с ним! Пусть бы шел на «живодерню»!
– Я сделаю вид, что не слышал этого, – тихо и грозно говорит Адмирал.
Коннор тяжко вздыхает.
– Не нужно было вам делать меня своим преемником. Вы хотели, чтобы Кладбищем заправлял Беглец из Акрона, но ведь его не существует. И никогда не существовало. Это лишь легенда!
– А я считаю, что принял верное решение. Ты видишь только свои неудачи, но я-то вижу и другое. Когда тебе больно, легко обвинить себя в том, что ты ничтожество и ни на что не годен, но жизнь, Коннор – это сплошные испытания на прочность, и все мы вынуждены через них пройти. Ценность человека определяется не тем, сколько страданий ему выпадает во время испытаний, а тем, каким он из них выходит.
