— Ты наш свидетель, святой брат. Ты сможешь подтвердить, где и как мы ее нашли. Да ведь ты же сам и приметил, что на нее напали, уже когда снег пошел. Может, подождешь с нами моего управляющего, послушаем, какие новости он нам доставит?
При этом ни словом, ни намеком хозяин не дал понять брату Хэлвину, что приглашение в равной степени относится и к нему тоже, а во взгляде Кадфаэля Хэлвин прочел скорее предостережение воздержаться от подобного шага, нежели настоятельную рекомендацию его совершить. Но Хэлвин совету не внял и предпочел сделать по-своему. События развивались таким образом, что неизбежно давали обильную пищу для размышлений, особенно если иметь в виду возложенную на него обязанность в самом скором времени благословить перед богом брачный союз — тогда как одно только намерение заключить этот союз уже привело к гибели человека. Он испытывал настоятельную потребность самому разобраться, чем в действительности были вызваны все эти ночные походы и, если потребуется, сложить с себя всякие обязательства. Решительно сжав губы, он заковылял вслед за удалявшейся троицей — сначала медленно, с трудом переставляя костыли по тростниковым циновкам, устилавшим каменный пол холла, а потом гулко постукивая ими по дощатому настилу солара. Там он устроился на скамье в самом темном углу, как бы давая понять, что не претендует на внимание, но желает услышать все из первых уст. Сенред же понуро сел к столу и, раздвинув в сторону локти, обхватил голову своими большими, крепкими руками.
— Ваши люди пошли пешком? — спросил Перронет.
— Да.
— Тогда нам придется ждать изрядно, пока они снова сюда доберутся. А по другим дорогам вы никого не отрядили?
— Нет, — не захотел кривить душой Сенред, но и никаких объяснений или доводов приводить не стал. Еще каких-нибудь четверть часа назад, подумал внимательно наблюдавший за всем Кадфаэль, он бы уклонился от прямого ответа или просто бы оставил вопрос без внимания. По-видимому, он решил, что тайну все равно сохранить не удастся и махнул на это рукой. Убийство заставляет выволакивать на свет многие больные темы, тогда как само при этом сплошь и рядом навсегда остается скрытым в кромешной мгле.
Понятливый Перронет удержал себя от дальнейших расспросов — он сжал рот и стиснул зубы и с независимым видом уселся ждать сколько придется. В Вайверсе наконец воцарилась ночь, и нависла неподвижная, гнетущая тишина. Вряд ли хоть один человек из тех, что устроились на ночлег в холле, смог уснуть. Но если кто и шевелился, то украдкой, если и переговаривался, то шепотом.
