— Я с самого начала знал, что придется нелегко, — сказал Хэлвин. — Но ведь это справедливо. Искупление грехов и должно даваться трудно, иначе в покаянии нет никакого смысла. Я могу дойти до монастыря сам, и я дойду. Но ты абсолютно права, следует поторопиться с возвращением, моя работа ждет меня, аббат и братья рассчитывают на меня. Осталось еще несколько часов светлого времени и нельзя тратить их понапрасну. Мы выйдем сейчас же.
Аделаис была явно ошеломлена таким быстрым осуществлением своего самого заветного желания. Для видимости она повторила доводы о том, как важно Хэлвину отдохнуть перед дальней дорогой, но тот, как и следовало ожидать, проявил твердость. Теперь, когда Аделаис добилась своего, она могла позволить себе краткую вспышку непритворного участия.
— Пусть будет как ты хочешь, — проговорила она. — Я прикажу Люку принести вам поесть перед уходом и приготовить в дорогу суму с провизией. Да охранит вас господь, братья. Помни, Хэлвин, я не таю на тебя зла, и в будущем желаю тебе только добра.
Когда она ушла, Хэлвин сидел некоторое время неподвижно, находясь под впечатлением только что прозвучавших слов. Он добился своего, но прощание с Аделаис заново всколыхнуло его душу.
— Опять я решил за нас двоих, — прервал молчание Хэлвин. — Ведь и ты провел ночь без сна, а я заставляю тебя отправляться в путь, не отдохнув и не выспавшись. Но мне кажется, так лучше для всех. Ей тяжело выносить мое присутствие, а о себе я уж и не говорю.
— Ты поступил совершенно правильно, — ответил Кадфаэль. — Но незачем стараться пройти сегодня как можно больше. Главное — поскорее уйти отсюда.
День уже клонился к вечеру, когда Хэлвин и Кадфаэль вышли за ворота манора Одемара де Клари и повернули к западу: им предстояло пройти через весь Элфорд. Серые тяжелые облака низко нависали над землей, дул холодный порывистый ветер. Все было кончено. Начиная с этого момента каждый шаг приближал их к дому, к размеренной и тихой монастырской жизни с ее благословенным устоявшимся укладом — работа, богослужения в церкви, молитвы.
Когда они вышли на главную дорогу, Кадфаэль обернулся. В воротах стояли два грума, наблюдая за тем, как они уходят. Плотные, крепко сбитые, похожие друг на друга как близнецы, с одинаковыми непроницаемыми серыми глазами, они смотрели вслед незваным гостям, нарушившим покой их хозяйки. «Хотят убедиться, — подумал Кадфаэль, — что мы действительно ушли и унесли с собой все наши беды».
