Островский в Берендеевке | страница 37

Островский с ним свел знакомство, очевидно, еще в первый приезд в Щелыково. Тогда он отметил в дневнике: «… познакомился кой с кем из мужиков, видел крестьянский праздник. И все это хорошо». Ни один праздник тогда не обходился без Андрея Куликова, и там-то драматург и оценил оригинальный талант молодого кутузовского крестьянина – его неиссякаемое остроумие, умение вышутить любого «не в бровь, а в глаз».

Андрей Кузьмич принадлежал к числу приметных в народе остряков и весельчаков, своими выходками поражающих всю волость. Окрестные жители звали его не иначе как «чудачок», «чудила» и «шут Балакирев». И, надо сказать, что от соленых и метких прибауток и насмешек «чудилы» не был застрахован никто, даже гордая и вспыльчивая жена драматурга Мария Васильевна, которую вообще в усадьбе побаивались и старались не задевать. Но наблюдательный Андрей Кузьмич умел вроде бы невзначай и походя язвительно высмеять неумные выходки и женские слабости своей суровой хозяйки.

А. Н. Островский. 1860-е годы

Он издавна работал в Щелыкове – при прежних уже владельцах. Профессии, прямо полезной в усадебном хозяйстве, старший Куликов не имел, человек он был неурядливый, пригодный разве что «на подхват». Использовали его на всяких черных работах и в качестве порученца.

Островского Андрей Кузьмич, по-видимому, почитал. Он первым приветствовал его на границе усадьбы в весенние приезды в Щелыково, готовно, пусть и не всегда толково, выполнял его поручения. Сближала их и общая страсть к рыбной ловле.

Дед Василий вспоминал: «По осени отец мой на реке жерлицы на ночь ставил. Стемнеет, бывало, он и уходит, и я за ним бегу лягушек на крючки цеплять. В ямах под корягами налимы водились, мы их и ловили. Вот так раз ставим мы снасти, смотрим, лодка по течению плывет, на носу смольник горит. Подъезжает ближе, видим, стоит в лодке Александр Николаевич и в реку острогу держит – рыбу бьет. Охота эта большой сноровки требует. А на другой день пришел к нам в деревню и просит отца, не продаст ли он ему налимов. Отец только посмеялся, выбрал самого крупного и отдал Александру Николаевичу, а чтоб денег за это брать, отец и слышать не хотел. Не могу, говорит, такой грех на душу взять. Помогал нам много Александр Николаевич».

Много помогал и, ценя сочный юмор местного чудака, добродушно прощал его пагубную слабость. А такая слабость у Куликова была – он питал излишнюю склонность к горячительным напиткам. Во хмелю становился Андрей Кузьмич несколько суетен, неспокоен и самонадеян – колотил себя в грудь и покрикивал: «Я – царь Парарым!» Может быть, не стоило бы помнить об этом, ежели бы не одно письмо Островского…