Прижавшись плечом к скале, я поднял бинокль и стал сосредоточенно исследовать лагерь. Не пропустил даже мелочей. Видел, как командир – средних лет мент из старших, похоже, офицеров, с погонами, прикрытыми бронежилетом и разгрузкой, давал команды на ночь, причем, судя по жестам, вполне дельные. Мне показалось, что он потребовал собрать разбросанную по всему лагерю упаковку от сухих пайков и закопать где-то в стороне. И через минуту я убедился, что приказано было именно это. Приказано, но не выполнено. Разорванные упаковки и прочий мусор были собраны в пластиковый пакет, отнесены в сторону и заброшены за скалу. А я отчетливо видел, как командир показывал на лопатку на поясе мента, видимо, дежурного. Но тому копать не хотелось. У меня во взводе за такое «выполнение» приказа подчиненный долго бы на беговой дорожке дыхание переводил перед следующим многокилометровым забегом.
Среди ментов спальный мешок имел только один командир. А ночи в горах традиционно холодные. Я наблюдал, мысленно поругивая мешающий тепловизору костер, как какой-то молодой услужливый мент, чуть не кланяясь, расстилает спальный мешок своему командиру, а под него предварительно наложил целый помост из еловых лапок. При этом услужливый мент не догадался сделать так, как делают спецназовцы, ночуя зимой в лесу. У нас полагается разбросать угли потухшего костра по прогретой земле и в этом месте делать настил из еловых лапок. Так, на прогретой земле, не замерзнешь до утра. А спальный мешок – защита от холода весьма условная. Но ментов этому никто не учил. Они не проходили спецкурс по выживанию. Отдав еще несколько непонятных мне распоряжений, командир улегся спать. Теперь в лагере распоряжался другой офицер, помоложе возрастом и званием вроде пониже. Этот вообще словами не пользовался, предпочитая им брезгливо указующий указательный палец. Он жестом подозвал к себе другого молодого мента, тем же указующим пальцем приказал, как я увидел, захватить с собой пакет с сухим пайком из коробки и двинулся в сторону от костра. Теперь мне было удобнее все видеть, костер не мешал и не бликовал в тепловизоре моего бинокля. Под охраной двух стоящих, видимо, чтобы не уснуть, ментов сидел на земле полковник Лущенков. Ему расстегнули наручники и дали пакет с сухим пайком. Тепловизор не давал возможности рассмотреть лицо Лущенкова. Побои на нем наверняка присутствовали, как и на всем теле, да и контузия после взрыва гранаты и града камней под скалу должна быть, состояние духа у Лущенкова, вероятно, не лучшее. Я сам себя спрашивал уже несколько раз – зачем ментам нужен живой Лущенков? Потом предположил, что, скорее всего, полковник рассматривается, как причина для предъявления своих условий остальным ликвидаторам, своего рода живой инструмент шантажа. И сам полковник, наверное, так же предполагал, что не добавляло ему хорошего настроения.
