Пространство мышления. Соображения | страница 67



То, о чем идет речь, разумеется, уже многократно обсуждалось в разных философских работах – это вполне очевидная проблема, не имеющая никакого внятного решения. Однако нам важно осмыслить эту ситуацию с точки зрения того, как мы строим свои интеллектуальные объекты. Когда я представляю себе Канта и его философию, я не представляю себе отдельные «факты» (если их, конечно, можно в данном случае таковыми считать) его жизни и философии, а все-таки некую историю, некий нарратив, который сводит их для меня в единое целое.

Ровно так же и в психотерапии, когда мы объясняем пациенту какой-нибудь теоретический концепт (например, маскированной депрессии или соматоформной вегетативной дисфункции), он формально, вроде бы, «всё понимает», но признаки понимания демонстрирует только после того, как мы расскажем ему какую-то историю, где соответствующий концепт будет проявлен. Пациент неспособен понять теоретический концепт лишь из абстрактных объяснений, хотя психотерапевту они могут казаться простыми, убедительными и даже самоочевидными. Но пациент не имеет дело с реальностью, на которую ему указывает психотерапевт, он видит только нагромождение слов, только вербальную верхушку этого айсберга.

Для того чтобы пациент мог понять тот или иной специальный концепт так, как его понимает психотерапевт, ему самому необходимо быть этим самым психотерапевтом (что делает данную ситуацию в некотором смысле даже забавной). Он не знает всего того, что знает психотерапевт (тем более конкретно этот психотерапевт), например, о психике, о ее механике, психических расстройствах, у него нет опыта общения с сотнями пациентов, которые испытывали сходные проблемы, он ничего не знает об эффективности проводимого лечения в каждом таком случае, как эти пациенты реагировали на те или иные ситуации и методы лечения и т. д. и т. п.

Вот тут-то нам на помощь и приходит нарратив: история, которая позволит нашему условному пациенту (как, впрочем, и любому человеку в любой другой ситуации) собрать разрозненные представления о ситуации (явлении, феномене, понятии) в рамках некой фабулы, и тогда уже сама эта фабула «объяснит» уместность и состоятельность каждого из этих представлений.

Психологическая ценность нарратива состоит в том, что человек может как бы примерить его на себя: нечто, условно говоря, случилось с другим человеком, а я могу представить, что со мной случилось то же самое. Я как бы мысленно погружаю себя в предлагаемые обстоятельства и начинаю «понимать», что случилось. До тех пор пока я не могу «примерить» на себя все эти обстоятельства, соответствующие представления в моей голове не рисуются, не интегрируются в единый и цельный объект.