Бутылочка, бутылочка без дна.
Деньги мои, деньги мои без смысла.
Дорога под ногами не видна,
Со всех сторон густая мгла нависла.
Налево – яма, напрямик – ухаб.
Направо – невылазная грязища.
А все же, как бы ни был пьян и слаб,
А доползу, наверно, до кладбища.
Там складывают весь ненужный лом
Средь скользкой и промозглой глины.
Бутылочка, с тобою напролом,
С тобой ничто не страшно, друг единый.
Прохор, которому этот ужас был видением сна, говорит, проснувшись: «жизнь без надежды, без просвета снилась».
Непосредственным свидетелем такой жизни была монахиня Мария. Вот что вспоминает Георгий Раевский, который был дружен с м. Марией в последние годы ее жизни:
«Перед войной мать Мария посещала один бедный отель в Париже, населенный русскими безработными. Эти люди устраивали складчину из получаемых пособий и пропивали все. Часто и подолгу мать Мария проводила с ними время, терпеливо выслушивая их горькие жалобы на судьбу. Возвращаясь домой, мать Мария приходила в отчаяние от сознания своего бессилия помочь этим несчастным».
Солнце приблизилось к пучине,
И золото сменяется багрянцем.
Еще одна чаша гнева. Она проклинает порождение нашего века – «предательство божественной свободы». Личность исчезает, а на пустом месте образуется толпа. Вот ее поступь:
Шагаем в ногу – левой, левой, правой,
Ведет дорога только смелых к славе.
Мы все, как каждый – муравейник дружный.
Не скажут дважды – что нам делать нужно.
Приказ нам отдан – мышцы, мысли – к делу.
За нашим взводным мы шагаем смело.
За взводным старший, – а над старшим главный.
Победным маршем в ногу, к цели славной.
Это ведь Германия 30-40-х гг. с ее погромами, парадами, митингами. Образ диктатуры «главного» маньяка, вора, укравшего «нехранимое добро» – человеческую свободу.
«Круг пламеносный солнца закатился.
Ночи черный ангел <…> льет на землю медленный напиток густой
смолистой темноты ночной.
Следующие три чаши изливают свой дымный гнев, казня мир Войной, Голодом и Рабством. Перед взором Прохора толпа пленных: женщины, дети, старики. Толпа оскорбленных и попираемых в преддверии еще большего поругания:
Мы более не люди – скот рабочий.
Куда ему укажет бич – иди.
И где ярмо к труду нас приневолит,
Там будем мы послушно выполнять
Задание любое.
Женщин отделяют, чтобы и они «сослужили службу» солдатам Сатаны. И вот среди этого ужаса – рыданий, стонов, проклятий – раздаются два голоса – старика и старухи. Они призывают обратиться к Единственному помощнику, молиться и претворить свое поругание в венец мученичества:
