– Хитро придумал. Вот тебе и монах.
– Озеро его кормит. Да и монахом он был не всегда.
– А откуда берутся монахи? – как всегда неожиданно спросил Иванок.
– Из простых людей.
Иванок долго смотрел на озеро, на одинокую лодку, поблёскивающую в заходящих лучах яркого осеннего солнца. Он даже остановил коня, чтобы лучше видеть одинокую лодку и в ней монаха Нила, который когда-то вовсе и не был монахом, а простым человеком из какой-нибудь деревни. И спросил:
– Саш, скажи мне вот что: вот монах живёт, от людей ушёл, молится, кормится ягодами, грибами, кореньями и рыбой. В чём же смысл его жизни? Чтобы от людей прятаться? От войны?
– Смысл его жизни? – Воронцов остановился рядом. Опустил бинокль. – Наверное, в молитве и есть.
– В молитве? А о ком он молится?
– О нас.
– О нас? Зачем мы ему? Он что, просит Бога за нас? Молитва – это же просьба? Так ведь?
– Просьба. Перед Богом.
– Перед Богом?
– Да, перед Богом. Нельзя же просить в пустоту.
– А мне кажется, что всё это от страха.
– Конечно, от страха. У нас в роте курсант был, Краснов. Он перед боем всегда молился. А в штрафной – сержант Численко, тоже верующий. Они по-настоящему молились. В угол окопа не прятались. И всегда – за всех. Никогда я не слышал, чтобы кто-то из них перед боем за себя просил. За всех. Только за всех. Такая молитва скорее доходит до Бога.
– Ты что, веришь, что Бог есть?
Воронцов ничего не ответил. Иванок снова спросил:
– И что, жив тот курсант? Краснов. А сержант жив?
– Численко, может, и жив. Хотя… Он в телеге сидел, когда мина рванула. А Краснова я похоронил два года назад. Тут, недалеко. Могилка, наверное, уже заросла. Вряд ли найдёшь её теперь. В лесу закопали. У дороги.
– Вот видишь. Не помогла ему его молитва.
– Как не помогла? Помогла. Он же за всех нас перед богом просил. Умер на наших руках. Мы его похоронили. Не бросили.
– Значит, ты тоже в Бога веруешь? – снова спросил Иванок.
– Спроси что-нибудь полегче…
Иванок задумался. Покрутил головой, послушал лес, принюхался. И долго смотрел за озеро, будто процеживая сквозь рыжеватые ресницы неровную кромку ольх и сосен. Разведчик есть разведчик. О том, о чём только что расспрашивал Воронцова, он, казалось, уже и думать забыл. Но думал уже о другом, о главном. Ради чего они сюда приехали.
Переночевали они на хуторе. Утром, ещё только-только засветлелось над озером, Воронцов вышел во двор. С озера веяло холодом. Промозглый ветер задувал под шинель, и Воронцов, постояв немного, запахнул её. Он оглядел постройки. Хотел было пойти к Нилу. Но услышал какой-то шорох и замер, прижавшись спиной к бревенчатой стене хлева. За стеной шумно вздыхали коровы, тёрлись боками о брёвна, гремели рогами в пустых яслях. Ждали утренней охапки сена и пойла. Эти звуки Воронцов знал. Они не беспокоили. А вот со стороны леса послышались торопливые шаги. Увидев знакомый силуэт, Воронцов сунул «вальтер» в карман и тихо окликнул:
