Поручик сжался и, ощутив где-то возле мочки уха похотливо-жадные губы, рванулся в сторону. Комиссарша невольно разжала руки и недоуменно посмотрела на него.
– Красавчик, ты чего?..
Не отвечая, Тешевич вскочил, бросился к двери и выглянул в коридор. Там, к его удивлению, никого не было, и только проникавший откуда-то сбоку свет создавал серый, невыразительный сумрак. Поручик заскочил назад в камеру, и тут комиссарша, с интересом следившая за его метаниями, весело рассмеялась.
– Что, испугался, сердешный? Испугался… Не бойся, дурачок, нет там никого. Никто нам не помешает. Ну иди же ко мне, иди…
Странным образом ее воркующие интонации окончательно взбесили Тешевича. Все здесь происходящее казалось ему сейчас диким абсурдом. И эта девка, решившая воспользоваться отчаянием смертника, не вызывала ничего, кроме омерзения.
– Ты, значит, осчастливить меня решила? Чтобы я, от тебя такой вот, да прямо под пули? – зло бросил Тешевич и сделал шаг к успевшей разлечься на его шинели комиссарше. – Ну так я тебя сейчас осчастливлю…
С неожиданной силой поручик схватил голую бабу за волосы и потащил к двери. Никак не ожидавшая такого оборота комиссарша испуганно взвизгнула и, видимо, инстинктивно поняв, что поручик уж никак не шутит, с готовностью подчинилась Тешевичу.
Протащив ее через весь коридор, Тешевич увидел за поворотом несколько караульных, что-то спокойно обсуждавших возле висящей на стене семилинейной керосиновой лампы. Появление поручика, волокущего за собой совершенно голую комиссаршу, сбило караульных с толку, и только один из них, судорожно выхватив револьвер, испуганно крикнул:
– Стой! Стрелять буду!
– Стреляй!.. – Тешевич остановился и с силой швырнул комиссаршу прямо под ноги караульным. – Заберите эту падаль!.. Тоже мне, рвань краснопузая, бабу, и ту всем кагалом удовлетворить не можете, а туда же полезли…
Комиссарша резво приподнялась на четвереньки и, стоя в этой дурацкой позе, залепетала:
– Товарищи… Товарищи…
Караульные, начавшие понемногу догадываться, в чем дело, заволновались, кто-то бросился к комиссарше, кто-то продолжал угрожать Тешевичу, но поручик, не обращая на них внимания, четко повернулся, прошел в свой подвал и с омерзением, ногами, вышвырнул из камеры в коридор разбросанную по полу женскую одежду…
* * *
Железнодорожная колея была весьма изношена, и Шурку Яницкого, ехавшего в «жестком» вагоне третьего класса, изрядно поматывало. Колеса ритмично погромыхивали на стыках, звенели проушины верхних полок, и за окном, освещенная не по-зимнему ярким солнцем медленно ползла желтая маньчжурская равнина.
