– Вы их уже опрашивали зимой. Как раз об этом шорнике и говорили, – напомнил капитану Татаринов. – С тех пор у нас ничего не изменилось.
Показалось ли Буничу, что исправник посуровел? Вроде бы глаза его стали жёстче. Но больше проявлений гнева не было. Выражение лица не изменилось, да и в тон остался прежним. По крайней мере, ставить на место зарвавшегося управляющего Щеглов не стал, только вскользь заметил:
– Да, незадача, никто ничего не видел и не слышал.
Как будто бы потеряв интерес к Татаринову, он обратился к Буничу:
– Теперь только ваши Дыховичи и остались. Поедемте, Лев Давыдович!
Мысль искать убийц среди своих мужиков показалась Буничу забавной, но спорить он не стал, а лишь предупредил:
– Да бога ради! Милости прошу. Только если бы в Дыховичах хоть один человек что-нибудь да знал, мне об этом сразу же доложили бы. Мой Поляков – лучший управляющий во всей губернии: мужиков в кулаке держит, они только подумают – а он уже в всё знает. Бесполезно это…
Попрощавшись с Татариновым, они отправились в Дыховичи. Бунич оказался прав: толку от этой поездки было столько же, сколько и от предыдущей. Четыре часа спустя Лев Давыдович утешал расстроенного исправника:
– Ну что вы, право слово, так всё близко к сердцу принимаете? Подумаешь, не сразу убийство разгадали. Ещё поймаете душегуба…
– Такие вещи раскрывают по горячим следам, – отозвался мрачный Щеглов, – а здесь – за что ни возьмись, всё глухо. Пропал – глухо, нашли труп – глухо. Какой из меня блюститель закона после этого?
Бунич в изумлении развел руками.
– Ну, Пётр Петрович, это уж вы загнули. Вон у меня в Смоленске кофр с вещами украли. В чём был, в том и остался. Хорошо, хоть деньги в кармане сюртука лежали, а то и ямщика не на что было бы нанять. Так смоленская полиция палец о палец не ударила. Меня самого виноватым сделали – пьян, мол, был. А кто нынче не пьет? Так что же, теперь последнее отбирать, коли человек выпил?
Щеглов лишь пожал плечами. За чужие грехи ему отвечать не хотелось – своих хватало. Вроде бы забавный рассказ Бунича не развеселил его. Настроение у капитана сделалось хуже некуда. Что называется, полный мрак.
Полный мрак, и лишь в круге света – обольстительная нагая красавица. Вот она вытащила из волос последнюю шпильку, и волна чёрных как смоль кудрей хлынула ей на плечи. Пряди скользят по белой коже, закрывают упоительно гибкую спину. С этим невозможно смириться! Закрыть такую красоту!
Кокетка прекрасно знает, какой пытке подвергает человека, жадно взирающего на неё из темноты. Она шаловливо качает головой и грозит ему пальцем:
