Мастерская в предместье Милана оказалась малой для сооружения грандиозного памятника Франческо Сфорца. Статуя, совершенно цельная, должна была иметь 8 метров в высоту, и на отливку ее требовалось 100.000 фунтов бронзы. Эти причины заставили Моро отвести Леонардо помещение в самом замке.
Началась спешная усиленная работа. Художник целыми днями упорно чертил углем бесчисленные наброски конной статуи. Голова его горела от массы образов. Сфорца – этот выскочка, искатель приключений, грубый солдат, вышедший из народа и готовый продать своего лучшего друга, Сфорца, хитрый как лиса, достигший власти злодеяниями и подвигами, мудрый правитель, – увлек своей двойственной натурой глубокого художника-мыслителя. Леонардо постигал всю великую силу этого гениального разбойника, и стоило ему только это постигнуть, как он стал рабом своей великой творческой идеи. И в душе его родились разом два образа Франческо Сфорца. Один из них был величественный полководец, спокойно проезжающий с сознанием собственной силы на великолепном коне после геройской победы, и при взгляде на этого победоносного героя невольно должны были рисоваться в воображении триумфальные арки, победные крики, восторг солдат, приветствующих своего предводителя…
Другой проект был смелее, и Леонардо, первый наездник Италии, с особенной любовью остановился на нем. Франческо должен был не спокойно гарцевать на своем коне, а нестись на нем галопом в самый центр сражения. Рассвирепевший конь, всадник, разгоряченный битвой, летят вперед с страшною стремительностью. Лицо герцога горит вдохновением. Он весь – порыв, и конь его, составляя одно целое с всадником, одушевлен безумной отвагой и скачет через поверженного во прах врага.
Нужно было придумать для статуи пьедестал, который был бы красивейшим памятником Италии…
Но Леонардо разрывался на части при герцогском дворе. Герцог Джованни-Галеаццо, мечтательный юноша, постоянно присылал за Леонардо своего пажа, и когда Леонардо приходил к нему, бледное лицо этого несчастного принца оживлялось светлой, радостной улыбкой.
– О, мессер Леонардо! – говорил герцог. – Твои слова для меня – свет во мраке, который душит меня! Ты – мой учитель, ты один глубоко постигаешь тайны природы, тайный смысл жизни и человеческую душу. Не покидай же меня: я так одинок! Мне, право, страшно в этих раззолоченных покоях, самый воздух которых, кажется, пропитан кровью. Я – трус, я – без воли, и почему-то тайный голос в моей душе шепчет, что здесь хотят мне сделать что-нибудь дурное… Мой дядя… да простит мне Господь, но я боюсь его… Я боюсь даже своих слуг, своих друзей; только тебя я не боюсь, мой учитель!
