– «Отныне будете ловцами человеков» – так сказал Учитель своим ученикам, – Голос его затих, и только эхо гулко отозвалось под сводами Храма.
– Хорош сказ, – Разорвал тишину голос Малки, – И ученики хороши, рыбарями были и рыбарями стали. Я так понял, ныне рыба – есть символ служения Учителю по ловле душ людских?
– И ты отрок, прозорлив не по годам, – Оборотился к нему Лука, пытливо заглядывая в голубые глаза, но чуть не утонул в их глубине, и отшатнулся назад, непроизвольно прикрывшись рукой.
В этой лазури он разглядел тех древних Богов, которые не спорили с его Богом, но всегда стояли выше, на какой-то недосягаемой высоте. Он знал это, но даже в разговорах с самим собой старался обходить эту тему. Заглянув же в очи этого пришельца с севера, он увидел отсвет костров тех далеких волхвов, что приходили благословить его Учителя в колыбели, и привет из тех древних Индий, где стоят их золотые шатры.
– Апостолы говоришь, отче. Отчего ж посланцы пророка имя такое имеют? Не от того ли что с ним за одним столом пищу вкушали, и его столу, то есть престолу службу служат? – Задал вопрос, смиренно потупив очи, Микулица.
– Пищу, они с ним действительно за одним столом вкушали, – Патриарх вгляделся в лицо не погодам сурового отрока в иноческом платье, – А более того была у них последняя трапеза, именуемая тайной вечерей, на коей Учитель дал им последние наставления, – И он начал новый рассказ.
Закончив его, Лука встал, и жестом остановив, хотевших подняться гостей, ушел за алтарь, поманив за собой своего слугу. Спустя короткое время он возвратился в сопровождении двух иноков, несущих доску с нарисованной на ней иконой.
– Эту икону я малевал с образа еще живой Девы Марии. Божья Матерь, увидав ее, изрекла: «Отныне ублажать меня все рады» и присовокупила: «Благодать родившегося от меня и моя с сей иконой да будут». Намалевана она на столешнице, на которой пищу вкушали апостолы в тайную вечерю, о коей я вам рассказывал, – Он повернул икону к свету.
На гостей с материнской нежностью глянула Богородица, прижимающая к щеке своего сына. Рука ее нежно поддерживала малыша, доверчиво прижавшегося к матери и обнимающего ее своими ручками. Все в ее облике говорило о любви к своему дитю и о понимании доли, ему выпавшей. Темный лак покрывал икону, гася краски и придавая ей некую суровость.
– Икону сею, – Продолжил Лука, – Отправлю отцу твоему, князю Георгию, со свадебными дарами. Но ты помни отрок, мой наказ. Если станешь служить Новой Вере, матери Пресвятой Богородице, то с этой иконой мое тебе благословение. Бери ее, никого не спрашивая, ни отца, ни митрополита киевского, и пусть она тебе освящает твой путь на благо и во имя Учителя. С собой тебе ее в Святую Землю не даю. Зелен еще и молод, извини князь. Повзрослеешь, поумнеешь, сам решишь, брать тебе ее или не брать. Я до того времени, может быть, не доживу. Точно не знаю. Но я точно знаю, что она твоя.
