Он проводил взглядом сыновей Ростислава и Андрея, ставших сегодня воями и ступивших на путь славы и покрута, служения дому отчему Словом и Делом, словом за княжеским столом и делом на поле бранном, как бы взвешивая, кого послать в Царьград с посольством за невестой. Андрей, бесспорно Андрей, и собой хорош, и умен, и обходителен, да и далее ему путь в Святой Град Ерусалим, в Новый Израиль, где место ему в Братстве. Пора. Юрий встал, и властным жестом подозвал к себе брата Вячеслава и старейшин, пора было решать с отъездом Андрея и с теми, кто поедет в малой дружине, сопровождающей юного князя в дальней дороге.
– Пора, пора, – сам себя поторопил князь, – Конечно же, Андрей. Ростиславу землю отцову стеречь, младший Михаил еще на ноги не стал, мне дорога на Киев. Кому ж кроме него? Андрей. Ему службу духовную ратную нести, он будущая опора и надежа. Ему и в Братство, или как его там, в заморских землях перекрестили, в лигу, в религию, идти – сначала учиться, потом, дай Бог, и Посвящение примет, и отроков своих в большие братья выведет. Они ему и заступники, и помощники, они ему воинство и дружина. Братья – это даже не побратимы. Братья – это братья, а братья по духу крепче, чем по крови. Так тому и быть.
Он как-то по бычьи мотнул головой, отметив про себя, это у него там, в Святой Земле появилось, за что и прозвище получил «Тур», и окончательно решил.
– Все, пора Андрея собирать, а в провожатые ему Данилу. Он там все, как свои пять пальцев знает, еще с первого похода с Даниилом игуменом. Отроков подобрать из изгоев, что бы ничего с домом родным не связывало, что бы все, что им по Правде положено – конь, доспех и покрут, все при них. И быть по сему всегда и впредь.
– Зовите сыновей и отроков, что сегодня мечом опоясывались. Буду слово им княжье молвить, – сурово сказал он.
Гридни побежали к кострам, туда, где, прыгая через костер и собираясь к реке – венки по волне пускать, веселились девушки и виновники сегодняшнего торжества. Другие побежали к столам, где сидели и за звонкой чашей с крепким медом вспоминали былые походы ветераны, берсерки и витязи, среди которых, даже издалека, выделялся Данила и басом, хоть и приглушаемым, но все равно похожим на медвежий рык, и всем своим грозным видом старого воина. Мало кто знал, что сам был он берсерком в былые годы и один из немногих, кто владел искусством Спаса Нерукотворного, за что и был взят дядькой к младшему княжичу.
Отроки, быстро собрались пред столом князя, ожидая чего-то необычного и совершенно для них неожидаемого. Ведь, знамо дело, первый раз за десять лет сам благоверный князь на их праздник наведался. Ветераны, оторвавшись от ендов и чаш с явной неохотой, подходили неторопливо, солидно вытирая усы от хмельного меда и заморских вин и поправляя на плечах шелковые накидки, одетые по случаю праздника. Их мало, что могло удивить или озадачить, но и они чувствовали, что не просто так прервал князь их неторопливую беседу и веселье отроков. Да и сам князь, зело, любивший знатный пир, просто так от веселия и удовольствия не оторвался бы, не имея на то причины веской и неотложной. Это ветераны, да вся дружина, все гридни князя Юрия, знали доподлинно. Потому и праздник как-то свернулся, скукожился, и в тишине переместился к столу княжескому, как бы всем своим видом показывая,
