– Иди, – они пошли дальше по кругу, пока не подошли к Мастеру Христофору.
– Откуда ты пришел и куда направляешься? – теперь вопрос задал сам Мастер.
– Иду с Запада и направляюсь на Восток, – за Петра громко ответил Брюс.
– Почему ты покинул Запад и идешь на Восток?
– В поисках света! – голос храмовника был крепок. Он вспомнил свою клятву там, у стен Иерусалима. Он до сих пор искал свет.
Получив кивок Мастера, он подвел ученика к алтарю.
– Клянись неофит. Твоя клятва не будет мешать твоему долгу и обязанностям перед страной, семьей и друзьями. Даже перед твоим Богом. Клянись! – после этих слов, поводырь помог Петру опуститься на левое колено, положил его левую руку на алтарь ладонью вверх, а правую на фигуру из циркуля и угольника ладонью вниз.
– Я Петр царь Московский по своей воле и согласию с сего момента и впредь всем сердцем клянусь и обещаю, всегда и везде хранить в тайне, никогда и никому не открывать уменья, части или стороны тайной вести древнего братства, которая мне известна, или станет известна, сейчас или в другой момент, собеседнику или любому другому, кроме истинного и верного брата, – голос его дрожал, но он дочитал до конца выученную заранее клятву, – Если я сознательно нарушу это обязательство ученика, то пусть постигнет меня суровая кара, пусть мне перережут горло, вырвут с корнем язык, а тело зароют в сырой песок на самом низком уровне отлива, где море наступает и отступает дважды в сутки. Клянусь выполнить все до конца и полностью, – он закончил, и в воздухе повисла гнетущая тишина. В тот момент, когда нервы уже готовы были лопнуть, как натянутая струна, голос Мастера разорвал тишину.
– Твое желание!
– Видеть свет!!! – почти выкрикнул Петр. В этот момент Брюс сорвал с его головы колпак и повязку. В глаза ударил свет ярко горящих факелов, и Петр увидел стоящих вкруг себя людей в монашеских рясах и с откинутыми капюшонами, – Братья! И я Брат!!! – кричало все внутри него, но он оставался, внешне спокоен.
Великий Мастер Христофор подошел к нему, неся на вытянутых руках кусок овечьей кожи. Простой, необрезанный и не подшитый кусок кожи. Подошел и обвязал им его по талии.
– Когда-то мы обвязывали себя по талии овечьей шкурой в знак обета целомудрия, – подумал Микулица, – Все мы, первые храмовники, там, в Тампле на Храмовой горе. А теперь я, Яков Брюс, обвязываю своего ученика, наверное, золотым руном, – он криво ухмыльнулся своим мыслям. Поймал испытующий взгляд Великого Мастера, но выдержал его спокойно. Он был выше его не просто на целую голову, и не просто на ступень познания, на вечность.
