Хотя и не донесли Вилнис и его дружки о русских, и не было больше хулиганских погромов, но Залгалисов не покидало беспокойство: никто не мог знать, что завтра сотворит Вилнис. Тем более что после того, как вернули ему немцы дом приемного отца, побольше стало мужчин, даже пожилых рыбаков, крутиться вокруг ставшим влиятельным Вилниса. Старались угодить ему, выполнить какое-нибудь его поручение… Тревога не покидала сердце Паулы, и она часто спрашивала мужа:
– А что, если забудет предупреждение рыбаков подонок Вилнис?
– Вряд ли, – утешал Гунар. – Трус он.
Но Виктора, как тот ни просился, в море никогда не брал. Отвечал всякий раз:
– Не следует дразнить собак.
И только однажды, поздней осенью, когда с вечера налетевший ветер всю ночь выл в трубе, трепал ставни и выдувал тепло из дома, Гунар разбудил на рассвете Виктора.
– Пойдем, сынок. Не справиться мне одному с сетью. А оставлять ее нельзя: льдом затянет. Пропали мы тогда.
То утро и несколько последующих за ним дней Паула никогда не забудет. Она сама поплотней запахнула на Викторе свою штормовую куртку, поплотней опоясала его обрывком сети, чтобы не поддувало, и поцеловала в лоб, проводив напутствием:
– Удачи тебе на первый выход.
Заперла за ними дверь и пошла на кухню растапливать плиту. Ветер начал немного стихать, он уже не завывал в трубе голодным волком, лишь тоскливо поскрипывал ставнями, будто просился в дом погреться. Паула не спеша выгребла из плиты золу, разожгла дрова, затем начала чистить картошку, прислушиваясь к ветру и думая о мужчинах, ушедших в море. И вдруг ей показалось, что кто-то пробирается по крыше. Она замерла, держа в одной руке недочищенную картошку, в другой – нож. Услышала, как осторожные шаги приближались к трубе.
«Опять?!»
Ей бы залить огонь в плите, а она сидела неподвижно и думала, не выбежать ли и не позвать ли на помощь соседей, но открыть дверь побоялась. Кто знает, сколько их?
Принялась заливать огонь только тогда, когда полетели в трубу кирпичи и едкий дым уже расползался по кузне. И почти сразу же со звоном посыпались стекла из окон, выходивших на улицу – ветер засвистел в щелях ставней, завихрился по комнатам, наполняя дом холодом. Паула кинулась к Женику, схватила его, дрожавшего от холода и страха, и унесла на кухню, где хотя и было смрадно, но не гулял ветер. Потом принесла ему одежду и, поцеловав, сказала:
– Одевайся поскорей. Не бойся. Все будет хорошо. Давай, я тебе пуговицы застегну.
