– Пусть теперь бросают в трубу что хотят. Вынем над заслонкой кирпич-другой и вычистим. Не как в тот раз…
И – осекся. Посмотрел на Паулу, совсем притихшую, ругнул себя: «Дернул черт за язык!» – и почесал затылок. Они старались не вспоминать первую их брачную ночь. Гостей на свадьбе не было. Родные Паулы отказались преступать порог «красного безбожника», подруги побоялись, рыбакам вдруг приспичило обязательно идти в море, только Юлий Курземниек, боевой товарищ Гунара, оказался свободным и пришел на свадебный ужин.
Весь вечер мужчины вспоминали о боях за Ригу в Первую мировую, об обороне предмостных укреплений у Икшкиле, которые латышские стрелки окрестили Островом Смерти, где от осколков снаряда погиб брат Юлия. Они вспоминали по памяти слова из листовок, ходивших тогда по рукам: «Только рабочие и крестьяне – братья друг другу», – вспоминали о первых братаниях с немецкими солдатами и первых расстрелах революционеров, о митингах и демонстрациях; но больше всего говорили о бое у Спендияровки, где окруженные Красные латышские стрелки, сомкнув ряды, отбивали атаки белогвардейских кавалерийских сотен и броневиков. Тот бой еще крепче сроднил Гунара и Юлия. Увлеченные воспоминаниями, они не слышали, как кто-то забрался на крышу, и только когда в трубу полетели один за другим кирпичи, а из кухни пополз по комнатам едкий дым, а вслед за этим булыжник разворотил оконную раму, поняли, что кто-то мстит за Паулу, кому-то не хочется, чтобы красный латышский стрелок жил так, как живут все люди. Да, первая брачная ночь была испорчена. И только ли одна?
Хоть и не опустил голову Гунар Залгалис, а Паула на насмешки бывших подруг отвечала презрением, они жили в постоянном напряжении: то вдруг обнаружат порезанные сети, то увидят пробоину в лодке, то камень влетит через окно в комнату. Знали они, что все это дело рук Раагу. Кому, однако, пойдешь жаловаться на владельца магазина и гостиницы?
Многие рыбаки за стаканом вина кричали недовольно, отчего, мол, честной семье жить не дают, но никто за Гунара с Паулой не заступился.
А как будет теперь? Останутся ли они в одиночестве? Гунар ждал, что Юлий Курземниек, если Марута оповестила его, придет обязательно; надеялся он и на то, что поспешат на помощь и другие рыбаки, которые не могли растратить так быстро то, что приобрели за время советской власти: уважение к себе, гордость за принадлежность к трудовому народу. Гунар верил, что не останутся они, Залгалисы, одни, и все время прислушивался, не зазвучит ли во дворе зычный голос старого друга Юлия? Увы, со двора пока что доносились лишь треск ломаемых досок и злобные выкрики:
