Тайны петербургских крепостей. Шлиссельбургская пентаграмма | страница 17
«Боже мой, какая даль! Где-то за страшными пустынями, далеко за Аральским морем, в крае, еще совершенно неизвестном в то время, когда Алма-Ата называлась Верным, я должен свой век коротать. Боже, какая даль!» – как о чем-то совершенно естественном подумал он.
Встал, застонав от неожиданной боли в пояснице, и начал собирать книги. Протянул руку к тайнику, но отдернул, будто обжегся.
– Коли начнут проверять и найдут свиток, я отсюда, как Шлиссельбургский старец, никогда не выберусь. А так хоть в памяти что вынесу. И это немало, – быстро подумал он, и вовремя.
– Три кипы книг! Невозможно! У меня только одна тройка, а нас трое, кроме вас, – раздался мерзкий скрипучий голос. Таких он в крепости не помнил. Обернулся. Так и есть – столичный жандарм.
Жандарм нахально лгал. Но что делать? Не дашь же ему в рыло. Значит, в путь. Издатель бросил последний взгляд на белые стены, на этих немых свидетелей борьбы с самим собой, сомнений и восторгов, самоугрызений и самосовершенствования, отчаяния и надежды, жизни, которая стоила всех жизней, прожитых до этого. Повернулся к унтеру, что пришел вместе с жандармом:
– Поручаю, ангел мой хранитель, твоей заботливости души свои, – он кивнул на испуганных и с любопытством смотрящих на них с печи голубей.
Озорно подмигнул понимающему унтеру и оставил навсегда седьмой номер секретного шлиссельбургского замка, уводя за собой столичного жандарма, ничего не понявшего и решившего, что узник свихнулся.
Впереди шел генерал, отвечающий за узников великой секретности, за ним Издатель со смотрителем, потом жандарм. Процессию замыкали солдаты с двумя жандармскими унтер-офицерами, здоровенными украинцами из-за Днепра, судя по довольным и сытым мордам. Прошли мрачные ворота, мостик, аркады казематов, кордегардию. Издатель ждал, что на него наденут железные тяжелые кандалы, как он читал в различных книжках про иго царизма.
– По слабости здоровья оков не надевать, – неожиданно тонким голосом произнес генерал.
Не останавливаясь, миновали крепостные ворота, и очутились, не на той пристани, где они сходили с парома, когда приехали киногруппой, а на берегу огромной Ладоги. У пристани ожидала лодка с гребцами. За озером чернел финский бор, желтели дома и церкви городка. Почти с сожалением посмотрел Издатель на крепостной вал, неожиданно подумал: «Ведь не доеду, – прикинув расстояние до Казахстана и вспомнив, что ехать надо в кибитке, а не по железной дороге или авиалайнером, – дорогой затрясут меня до смерти. Но там видно будет!»
