– Ишь, как запел… – Доронин закрыл глаза, с силой втянул сквозь ноздри как можно больше воздуху, с шумом выдохнул, в голос выматерился. Полегчало. – Обиделся, Аристарх Викентьевич? Не понравилось, как с тобой разговаривают? А знаешь, как с моим братом, при царе, балачки вели? В морду, без разговоров, хрясь – и все дела! Да так, чтобы юшка из носопырки – да на палубу! А опосля сам ту палубу от своей крови драишь, чтоб блестела! А мы тут цацкаемся, все уговорить пытаемся. Убедить… Мать вашу… Словом, так, сатрап недобитый, – неожиданно закончил речь чекист, – или идешь со мной к этому самому… Сра… Словом, к тому мужику, и доводишь дело до конца либо собирай монатки и дуй из Чеки на все четыре стороны! И чем дале – тем лучше!
Озеровский резко развернулся, с силой сжал кулачки:
– Попрошу со мной в таком тоне не разговаривать! – слова с шипением выплеснулись наружу. – Я в сыске более тридцати лет. Верой и правдой! И мне было все едино – кого защищать: голубую кровь или вашего брата пролетария. Потому как преступники для меня всегда были, есть и останутся отбросами общества. Кто бы они ни были: дворяне, купцы, студенты, как Канегиссер, или комиссары вроде вашего Михайлова. Если человек совершил преступление, под любой личиной, для меня он никто. И ничто! Понятно?
Матрос сделал шаг назад, долгим, более внимательным взглядом взглянул на коллегу и неожиданно широко улыбнулся:
– Понял. Не дурак. Так что, идем, али как?
Озеровский хотел добавить еще пару слов, но только тряхнул головой: все-таки этот матрос был ему симпатичен.
– А не боитесь, что Сартаков наговорит нам такого, что вам не понравится? Он ведь тоже из старорежимных. И наверняка из обиженных.
– Ничего, – отмахнулся чекист, – ради дела потерпим.
* * *
Белый кинул шинель на топчан, но ложиться не стал, присел.
Канегиссер, сидя на топчане в любимой позе, прижав к голове колени, ждал, когда сокамерник заговорит. Тот молчал, не замечая нетерпения молодого человека. Долго ждать студент был не в силах и поэтому быстро переместился на край нар:
– Ну что? Как?
Полковник поднял взгляд на юношу:
– Что как?
– Допрос как?
– Никак.
– То есть? – Студент с недоумением уставился на Белого. – И что, не спрашивали о ночном происшествии?
– А зачем? – Уголки губ Олега Владимировича слегка опустились то ли в улыбке, то ли в усмешке. – Тоже мне, происшествие. Вот то, что вы натворили, – да. А это…
– Но как же? – продолжал недоумевать Канегиссер. – Неужели им неинтересно знать, зачем тот бугай хотел меня…
