– А что это изменит? Нет уж, лучше сейчас. – Розалия Львовна судорожно перехватила воздух. – Задавайте свои вопросы. Что вас интересует?
– Для начала я бы хотел знать, ваш сын, Леонид, имел оружие? То есть вы видели у него револьвер? Это такая вещь, которую очень тяжело скрыть.
– Да, видела. У Левы появился пистолет после того, как он вступил в Михайловское училище. Мы его отговаривали. Всей семьей. Он ведь такой… – Женщина пыталась помогать словам жестами рук, отчего запиналась еще более. – Он… Он стихи писал. Хорошие стихи! Его хвалили друзья. Сережа Есенин. Мариночка тоже о нем была очень восторженного мнения…
– Это какая Мариночка? – поинтересовался Озеровский.
– Простите, фамилий не помню. Вот Сережу Есенина запомнила. Он весь… Экспрессивный. На эмоциях. А Марина… Славная девочка, но… У них что-то не заладилось[18]. Жалко. Вы знаете, – неожиданно вскинулась мать убийцы, – Лева ведь даже издавался. Первое его стихотворение опубликовали, когда Левочке исполнилось пятнадцать лет. Господи, как давно это было… И будто не с нами. В литературные салоны приглашали. В «Бродячую собаку» и… Этот… Как его, господи… «Пристой театралов», так, кажется?
– «Привал комедиантов», – поправил женщину Озеровский. С этим салоном со столь странным названием у сыщика сложились прелюбопытные отношения. В стенах данного заведения в старорежимные времена Озеровский назначал встречи с «шестерками» из блатного мира, с теми, кто «ходил под авторитетами». – Признаться, Розалия Львовна, мне непонятны некоторые моменты. Я действительно слышал о том, что Леонид пишет поэтику, причем, как утверждают знатоки, довольно приличную. То есть хорошую поэзию. Почему, в таком случае, ваш сын, имея столь высокое поэтическое дарование, поступил учиться в политехнический?
Женщина впервые за время пребывания в допросной камере улыбнулась. Но опять же, как отметил Озеровский, не той светлой, блестящей улыбкой, которая покорила и свела с ума не одно мужское сердце, а жалким, тусклым отголоском былого блеска.
– Это все мой супруг, Иоаким Самуилович. Он настоял. Захотел, чтобы сыновья пошли по его стопам. Вот, пошли…
Женщина снова всхлипнула.
– А как Лева угодил в Михайловское училище? – поинтересовался Аристарх Викентьевич.
– Юношеский максимализм. Не более. При прежней власти мы могли себе многое позволить кроме одного – определиться в офицерское сословие. А благодаря Александру Федоровичу[19] евреям дали возможность иметь офицерский чин. Таким вот образом Левушка, вместо того чтобы стать инженером, решил получить воинское звание. Правда, когда училище превратили в курсы, он его сразу покинул. Перед Пасхой. Вернулся в университет. Действительно, в чем интерес оканчивать непонятные командные курсы, после которых тебе отказывают в офицерском звании?
