– Спасибо, мальчик, – поблагодарила девочка. – Мы сейчас уйдем.
Они ушли сразу же, а он выбрался из воды и долго еще лежал на траве. Сверху, у него на спине, лежало солнце, жарким дыханием неслышно гладило кожу. Терпко пахло разогретой землей, обещая долгое теплое лето. А вечером он увидел девчонок дома. К Храмцовым пришла Клавдия Федоровна Толмачева – крупная, высокая, еще молодая женщина с каким-то застывшим, испуганным лицом. Пришла не одна, а с дочерьми – теми девчонками. Пока мать о чем-то говорила с бабкой, Санька сидел в спальне, ему было стыдно показаться девчонкам на глаза. Но потом бабка стала угощать гостей чаем, и Саньке поневоле пришлось выйти к столу. Можно сказать, там и познакомились. Сестры были не похожи. Как потом оказалось, у Кати с Верой были разные отцы. Старшей, Кате, столько же лет, что и Саньке, – тринадцать, младшей всего девять. Мать работала фельдшерицей. Приехали они из Гусиноозерска, для Саньки это прозвучало ничуть не хуже, чем Иркутск. После чая Санька вместе с сестрами вышел во двор. Выло тепло и тихо – один из тех сказочных вечеров, которые помнятся всю жизнь. Поначалу Санька познакомил сестер с собакой, ему хотелось, чтоб они не боялись ее и приходили почаще. Затем повел в свой старый домик, в котором жил до отъезда в город. Дед превратил его в летнюю кухню. Сидели на диване, и Санька рассказывал истории про домовых. Он видел, Вера боится, ему это нравилось. После того вечера они часто стали бывать вместе, иногда и Санька заходил к Толмачевым.
От пруда дорога поднялась в гору и, обогнув ферму – длинный, мышиного цвета, с широкими квадратными окнами барак, – вновь пошла под уклон и вдруг пропала. Храмцову показалось, что они въехали в какое-то застоявшееся болото. Машину начало заносить из стороны в сторону.
– Вот, можешь полюбоваться, – заглушив двигатель, сказал Анатолий. – Хуже саранчи.
И только тут Санька разглядел: через дорогу сплошным потоком переползали гусеницы. Они заполнили собой все. Даже придорожные кусты боярышника цвели каким-то неприятным зеленовато-грязным цветом. Казалось, кто-то большой и невидимый тянет по земле огромную шевелящуюся сеть, срезающую все на своем пути. В воздухе стоял еле слышный усыпляющий шорох.
Санька никак не мог связать ползущих гусениц с тем мотыльком, что порой залетал в дома и забивал светильники. Серенький, безобидный с виду, он не вызывал даже любопытства. Рыба на него не клевала, красотой особой, как, например, бабочки, он не выделялся. Летает себе, ну и пусть летает. И только здесь, на дороге, среди шевелящейся массы его охватило брезгливое чувство. «Откуда, зачем так много собралось на одном месте, – думал он, – что нарушилось в природе?»
