- Кто этот молодой человек? - спросил он.
- Это Мильшинский, он служит у Ефима Федоровича, - отвечала небрежно Елизавета Николаевна; потом, помолчав, присовокупила несколько нерешительным голосом: - Александр Иванович, вы не рассердитесь на меня, если я вас спрошу, как вы расстались с Домной Осиповной?
- В каком смысле вы хотите знать, как я с ней расстался? - спросил тот.
- В таком, что много она плакала?
- Не знаю, я ее потом не видал.
- И объяснения между вами никакого не было?
- Никакого.
- Это, впрочем, лучше! - произнесла Мерова и взяла себя за голову. Что тут объясняться? Зачем?
Бегушев молчал.
- А вы ее очень любили? - продолжала она.
- Любил!
- Может быть, и теперь ее любите?
- Не знаю! - отвечал Бегушев.
- Но тогда для чего же вы ее покинули? Она вас любила, вы ее любили, из-за чего все это произошло?
- Из-за многого! - сказал Бегушев, не хотевший Елизавете Николаевне объяснять поводы к разлуке с Домной Осиповной и полагавший, что она не поймет их.
- Домна Осиповна больна была очень после того и писала мне отчаянное письмо, где она называла ваш поступок бесчеловечным; я тоже согласна с ней, - вот другое дело, если бы вы не любили ее!.. - заключила или, лучше сказать, как-то оборвала свои слова Мерова.
- Госпожа Олухова и до сих пор больна? - спросил протяжно Бегушев.
- О, нет... - воскликнула Мерова, - теперь она совершенно здорова и весела. Папа недавно был в Москве и заезжал к ней. Он говорит, что она опять сошлась с мужем, формально сошлась: живет в одном доме с ним, у него нет никаких привязанностей... она заправляет всеми его делами... разъезжает с ним по городу в щегольской коляске... Янсутский строит им дом огромный, тысяч в пятьсот... Каждую неделю у них обеды и балы!
Склад губ Бегушева при этом рассказе выразил чувство гадливости.
- И папа еще сказывал (у него обыкновенно ничего не сорвется с глазу), - продолжала Мерова, - что за Домной Осиповной доктор ее очень ухаживает.
- Перехватов? - спросил Бегушев.
- Да... Красавец московский, херувим с вербы, - разве тут что-нибудь не произойдет ли? - проговорила Мерова.
Начав разговаривать о приятельнице, она, кажется, совсем позабыла об отце.
Гадливость все более и более отражалась на лице Бегушева.
- А сами вы ни в кого не влюбились? - полюбопытствовала Мерова.
- Зачем же влюбляться?.. Разве это непременная обязанность!.. произнес он.
- Не обязанность, но вы, я убеждена, можете еще полюбить, если только какая-нибудь счастливица удостоится чести понравиться вам...
