Заскрипела лестница, и появился Епишка.
— Ну? — нетерпеливо спросил Олег.
— Спорят — ударить ли сейчас, пока соседи без князя...
— Это понятно, — перебил Олег. — Где спорят?
— В думной палате. Князь Милославский на столе сидит. Вроде он думу правит.
— Где сидит? — Зелёные глаза Олега полыхнули недетским гневом.
— На столе, — повторил Епишка еле слышно. Он почувствовал вину своего отца, дворского Кореева, допустившего такое.
— Старый сыч! Ведь первым из удельных князей отцу крест целовал, что не станет искать подо мною рязанского стола! — Олег некоторое время смотрел невидящими глазами на чёрные крыши домов, толпящихся у подножья детинца, потом решительно шагнул к лестнице.
— Ты куда, князь? — спросил Васята. У Олега в этот миг было такое выражение лица, что назвать друга детства просто по имени мальчик не решился.
— Ждите здесь! — приказал Олег, спускаясь по лестнице.
Стоявшие у дверей думной палаты два дружинника в полном боевом облачении, с тяжёлыми копьями, завидя князя, заволновались, затоптались, пока он подходил, но молча расступились, давая проход.
Мальчик, не глядя на дружинников, с силой ткнул тяжёлую дубовую дверь и вошёл в палату.
Всё было как при жизни отца: просторное помещение, скудно освещённое светильниками на стенах и лучами солнца, пробивающимися сквозь цветные стёклышки окон, расположенных высоко под потолком, заполняли вятшие люди[3] Рязанской земли. Вдоль стен на лавках сидели бояре и старшие дружинники, ближе к двери теснились дружинники молодые, а в противоположном конце палаты, на массивном дубовом резном, изукрашенном золотом и киноварью столе, служившем престолом пяти поколениям рязанских государей, сидел старик Милославский, глава захудалого удельного княжества.
Завидя юного князя, он нелепо заёрзал, приподнялся и снова сел. Все взоры в палате обратились на Олега.
Твёрдо ступая, он подошёл к Милославскому, остановился в двух шагах, неотрывно глядя в его старческие, выцветшие, вдруг заслезившиеся глаза.
— Встань, князь, — прошептал кто-то из ближних бояр, кажется, отец Епишки.
Милославский с готовностью поднялся. Сидевший рядом со столом великий боярин Кобякович потеснился на лавке, и старый князь тяжело сел на освободившееся место.
Олег сделал два шага к креслу, повернулся лицом к боярам и дружинникам и медленно сел на отцовский стол. Он положил руки на подлокотники, сжимая их от волнения так, что суставы побелели. Сердце бешено колотилось, в горле пересохло. Олег с усилием сглотнул и обежал взглядом знакомые с детства лица. Кто-то хмурился, кто-то глядел удивлённо. Припозднившийся Дебрянич, сидевший с дружинниками, хотя и был великим боярином, приветливо и ласково улыбался.
