Громкий смех, протестующие реплики Затем я упомянул в разговоре с ним, что в ходе этой предполагаемой поездки, когда она в 1889 г. везла в Европу циркулярное письмо Альберта Пайка, она встречалась с несколькими группами масонов в течение двух вечеров в Неаполе, в отеле «Виктория». Я знал, что г-н Марджотта — поэт, посвятивший два тома своих стихотворений Бовио, а потому взял на себя смелость утверждать, что в 1889 г. мисс Диану представляли масонам Бовио и Косма Панунци. Я добавил, что они все вместе пили чай, но что братьев-масонов было так много, что она не запомнила ни их лиц, ни имен. Г-н Марджотта начал — сперва весьма осторожно и скромно — намекать на воспоминания, оставшиеся у него от этой встречи. Потом, увидев, что все воспринимают его слова спокойно и мисс Диана не возражает ему, он разошелся. По правде говоря, он зашел слишком далеко… Позже, когда я старался предотвратить разоблачение своего розыгрыша при полном молчании со стороны Комиссии, когда в то же приблизительно время наш розыгрыш был разоблачен в Германии, когда я согласился со своим приятелем-врачом, что нужно вызвать волнения в среде кардиналов, когда мы с Батейлем, как всегда вместе, придумали историю про дуэль между нами, у г-на Марджотта наконец раскрылись глаза, он испугался всеобщих насмешек и решил объявить себя соучастником розыгрыша — только бы не оказаться в глазах общественного мнения добровольной слепой игрушкой.
Но нас не могло быть больше, чем было. Нас было трое, и этого было вполне достаточно. Редакторы всех изданий поверили нам раз и навсегда. В любом случае, им не на что жаловаться. Во-первых, потому, что наши удивительные разоблачения принесли им одобрение и солидную поддержку на епископальном уровне, не говоря уже о высокой оценке со стороны авторитетных теологов, которые и бровью не повели, когда у нас крокодил играл на фортепьяно, а мисс Диана Воган путешествовала на иные планеты. Во-вторых, наш тройственный союз позволил им представить публике целых два сочинения, каждое из которых способно оспаривать пальму первенства у „1000 и 1 ночи” и было с радостью поглощено публикой, которая до сих пор продолжает читать эти произведения, уже без веры, но из любопытства.
Действительно, странно, что нашу историю с такой легкостью проглотила публика XIX в. Я задаю себе вопрос, на каком основании сейчас злятся былые сторонники разоблачения неприкрытого палладизма. Если ты понимаешь, что тебя провели, лучше всего посмеяться над собой вместе со всеми остальными. Да, господин аббат Гарнье! А если вы будете злиться и дальше, над вами только больше будут смеяться.
