– Вы закончили? – устало окликает она.
– Конечно, – отзываюсь я тут же, с трудом заставляя волка выбраться на улицу.
Мы с ним входим не спеша в светлый приемный зал. Молочная плитка на полу сверкает от огней люстры, свисающей сосульками посреди комнаты. Справа от стены стоит кипенно-белый диван, у противоположной стены – стол для обслуживания посетителей. Зал переходит в просторный коридор. Здесь врач включает торшеры с оранжевыми круглыми абажурами, приятно, ненавязчиво рассеивающими свет.
В коридоре я насчитал две пары дверей напротив друг друга, из левого прохода к нам возвращается ветеринар, облаченная в белый халат нараспашку. Над верхним карманом висит бейдж с именем: «Мира Джонс, ветеринар».
– Можете следовать за мной, – доброжелательно говорит она, заходя в правую комнату. – Ну что ж, Джек, сейчас посмотрим на твои боевые раны, если не возражаешь. Прошу вас, положите его на стол.
Подвижный металлический стол не понравился волку с самого начала, он хотел было повернуть назад, но я тут как тут. Небрежно и резко подхватываю на руки извивающегося альбиноса, кладу беднягу на холодную поверхность. Приходится еще какое-то время успокаивать вырывающееся животное, но мне наконец удается погасить нервную дрожь в его сильных членах.
Волк терпеливо ждет, когда врач наберется храбрости для осмотра.
Мира подвозит к нему галогеновый светильник с отражателями. Освещающий блок фиксируется над теменем врача, который внимательно и очень осторожно трогает раны двумя пальцами. Я щурюсь, потираю пальцами глаза, понимая, что пропустил исследование черных корок и собственно области ранения.
– Что там, Мира? Вы разглядели? – спрашиваю ее.
Я не замечаю, как она улыбается. Я стою позади нее.
Мира отвечает:
– Похоже, его неплохо потрепал медведь. А вы разве не знали, что они в конце осени особенно агрессивны? Они подумывают лечь в спячку, и тут вы сами нарываетесь. Волк-то понятно…
– Простите, я вас до конца не понял. При чем здесь я?
– Он вас защищал?
– Не знаю! Джек живет в стае, я понятия не имею, что случилось, когда… – я внезапно умолкаю.
– Когда что? – интересуется Мира.
– Разве это так важно?
– Нет, не важно, просто интересно.
– Я фотограф. А дикая природа – продолжение меня, но ее законы, к несчастью, не всегда соответствуют нашим представлениям о морали. Я сам нарвался на медведя. Не думал, что буду сейчас с вами разговаривать. Я тогда к самому худшему приготовился.
– Значит, по доброте душевной волку помочь решили?
