По зверю и птице. Рассказы | страница 13
Вспомнились Ильюше рассказы про медведей, стало чудиться, что сзади него кто-то в темноте шевелится, и Ильюша боялся оглянуться.
Хотелось плакать; Ильюша уже жалел, что сам напросился на охоту. Время тянулось медленно; о сне он и думать не мог и так хоте лось оказаться дома, в избе, где так спокойно и тепло…
Ильюша не знал, сколько прошло времени; он несколько раз хотел разбудить деда Герасима, но не решался… Вдруг где-то вдали послышался протяжный, унылый вой… Ильюша узнал этот вой, он понял, что это волк… Он слышал такой же вой по зимам, даже из самого села… Больше Ильюша уже вытерпеть не мог, и решил будить деда, но в это время Герасим сам проснулся.
— Ты что, малец, не спишь? — спросил он, — продрог, наверно?
— Ничего, дедушка, я так сидел,-ответил Ильюша, обрадованный уже и тем, что дед проснулся и есть рядом живой человек.
Герасим встал, огляделся кругом, посмотрел на небо и сказал:
— Ну, теперь уже заря близко, пойдем к току; помни, не шуми, не разговаривай, шагай под песню.
Ильюша вскочил на ноги. Страха как не бывало, хотя кругом была все та же тьма и только красные угольки костра медленно тлели и гасли…
Старик перешел поляну и вошел опять по тропинке в лес, за ним зашагал и Ильюша. Прошли они теперь лесом недолго и вышли на просеку.
— Ну, вот тут и ток, — прошептал дед,- сядем и будем ждать, пока глухарь запоет.
Оба сели на свалившееся дерево; замолчал дед и опять кругом все стихло.
Было все также темно, но через некоторое время Ильюше показалось, что звезды начинают исчезать с темного неба, и само небо как будто сереет.
«Ну, теперь, должно-быть, скоро, -подумал Ильюша… И в ту же минуту, словно в ответ на его мысль, где-то недалеко в лесу, раздался отчетливый звук, будто кто-то громко щелкнул…
Ильюша сразу узнал то «тэкэ, тэкэ», о котором рассказывал дед. Узнал и вздрогнул. Вздрогнул и старый охотник Герасим…
Глухарь щелкнул и замер… Но через минуту щелкнул опять и все чаще и чаще защелкал и потом понеслась необыкновенная, тихая, таинственная песнь глухаря…
Ильюша слышал, как билось от волнения его сердце, и понял, что никакими словами не пере дать этой песни, что нет на человеческом языке таких звуков…
В другой стороне тоже защелкал другой глухарь и стали они, словно чередуясь, перекликаться, все чаще и чаще.
— Пойдем, — прошептал Герасим.
Он беззвучно открыл ружье, вложил патроны, еще раз сам дрожащим голосом повторил Ильюше:
— Шагай тише… — и выждав песни, сделал два шага к лесу.
