— Мы будем счастливы, — сказал господин в подтяжках, — если я, мой компаньон и в лучшем случае старший приказчик… Войдите же, любезный господин Дубак, в мое нынешнее положение! Я не хочу обнадеживать вас!
— Что касается жалованья, то самое скромное… — начал Дубак.
Но господин в подтяжках лишь покачал головой.
— Быть может, позднее, — неопределенно проговорил он и тут же добавил: — Вы бы, господин Дубак, хорошо сделали, если б немного отдохнули, окрепли. То, что у вас голова трясется, тоже…
— Словом, — торопливо перебил его Дубай с этакой лакейской ухмылкой, — словом, может быть, позднее… О господин Берци, могу ли я хоть надеяться…
Господин в подтяжках развел руками.
— Обещать ничего не могу, — сказал он и потряс руку Дубака.
И вот они оба, отец и сын, идут по лестнице вниз.
— Какой он добрый, этот патрон, — после некоторого раздумья возвестил Дубак. — Где твое яблоко, Лайчи?
— Я забыл его там, — не глядя на отца, ответил мальчуган.
В это утро, часов около десяти, за одним из угловых столиков кофейни стряслась беда: покончил с собой холостяк, мужчина среднего роста, лет примерно тридцати восьми. Кое-кто еще и раньше обвинял самоубийцу в том, что он сразу после установления диктатуры пролетариата, 22 марта 1919 года, в помещении Венгерской всеобщей сберегательной кассы, будучи заместителем начальника отдела векселей, вслух читал стихи Ади.
Несчастье произошло следующим образом.
В тот день, в понедельник, 4 августа 1919 года, уже с самого раннего утра в кофейне тетушки Йолан началось необычное оживление и внезапно изменился состав клиентов. Солдаты Красной милиции исчезли бесследно, вместо них появились усатые субъекты с колючими глазами из соседнего полицейского управления, затем адвокаты и маклеры по ценным бумагам, несколько элегантных иностранцев и даже парочка полицейских офицеров. Но банковские служители по-прежнему выносили из кухни альпаковые подносы с завтраками, предназначенными для чиновников соседних финансовых учреждений, несмотря на то, что ассортимент блюд и напитков этой небольшой кофейни был весьма ограничен; посетители имели возможность, согласуясь с собственным вкусом, выбрать себе на завтрак подслащенный сахарином суррогатный кофе, венгерский суррогатный чай, приготовленный из лимонной кислоты искусственный лимонад, а также особый «апельсиновый сок». Блюдо имелось одно — сваренная на воде ячневая каша, приправленная микроскопической дозой творога, добытого каким-то весьма таинственным способом; была еще, правда, обычная мамалыга, пользовавшаяся спросом у части посетителей, с нежностью именовавших ее «маисовый кекс». Тетушка Йолан, приобретя на прошлой неделе сурепное масло, в этот день поджаривала на нем горьковатый сорокапроцентный кукурузный хлеб, каковое лакомство имело ошеломляющий успех. Давали его, естественно, в обмен на соответствующие талоны хлебной карточки.
