Сейчас, в ночной тиши, ему словно бы вновь слышались стоны Илонки.
«Прошло целых десять лет, — думал он, растревоженный тенями прошлого, — а кажется, будто только вчера…»— И он смотрел и смотрел на луч луны, прокравшийся в комнату через окно.
Йошка Фюшпёк перестал храпеть и спал совсем тихо; стены, за день нагретые солнцем, все еще отдавали тепло.
«Тогда… — снова унеслись в далекое мысли Эгето, — да… я переехал на самое рождество…»
…Да, в тот рождественский день после смерти Илонки, когда снег падал крупными хлопьями, Эгето перебрался жить к Фюшпёкам. Он и Болдижар Фюшпёк перевезли на ручной тележке его скромные пожитки. Он исхудал за эти недели и сделался молчалив. Нежданно-негаданно в один из тех дней его навестил учитель венгерского и латинского языков городской гимназии. Этот учитель, огромного роста, толстый, румяный мужчина в очках, слишком шумно сопел. Он был очень смущен и, не ожидая приглашения, сел.
— Чем могу служить? — учтиво осведомился Эгето.
— Вы узнаете меня? — спросил учитель.
Эгето кивнул.
В сущности… — Гость из-под очков, как-то сбоку смотрел на Эгето и кряхтел. — Мы… мы ведь с вами родственники.
Эгето не отвечал.
— К сожалению, я ничем не могу угостить вас, — сказал он наконец в нерешительности.
— Очки запотели, — объявил учитель, снял очки, подышал на стекла и, подслеповато щурясь, принялся протирать их носовым платком. — Вы, как я слышал, — он сделал какой-то извиняющийся жест, — как я слышал, социал-демократ.
— Да.
Учитель помолчал.
— А кем прикажете быть еще? — с легкой иронией произнес Эгето.
— Не могу ли я чем-либо быть вам полезен?.. — проговорил тогда учитель, глядя Эгето прямо в глаза.
Эгето пожал плечами.
— Благодарю, — сказал он.
Наступила тишина; учитель, терзаясь, ломал свои большие красные руки и близоруко щурился. За сильными увеличивающими стеклами очков, словно луны, поблескивали белки его глаз.
— В «Атенеуме»… там готовят к изданию мой латинский словарь. — Он махнул рукой. Потом поднялся и неуклюже протянул Эгето руку.
— Видите ли, — заговорил он поспешно, — я слыхал, что у вас умерла жена… Примите мои сожаления.
И он ушел, высокий, громоздкий и шумно сопящий; проходя через кухню, где ужинал Болдижар Фюшпёк, он отвесил общий поклон, пробормотал какие-то прощальные слова и вышел, надев шляпу уже за дверью.
— Что ему надо? — спросил позже Фюшпёк.
Эгето пожал плечами.
— Бог его знает, — с задумчивым видом ответил он.
Об этом странном визите между Эгето и Фюшпёком не было произнесено больше ни слова. В то время у учителя Кароя Маршалко было уже двое детей: сын гимназист и десятилетняя дочь.
