— Встань! — шепотом проговорила мать, зардевшись как маков цвет.
— Только тогда, когда ты простишь меня! — воскликнул отец.
— Хорошо, хорошо, — сказала мать, — но не в присутствии ребенка.
Кормилица Кароя, Эржи, в тот же день поставила его в известность о причине столь странного поведения отца: у Кароя появился брат, однако ему нельзя его видеть, так как у брата другая мать.
Эта самая Эржи, сейчас уже сморщенная старуха, вела вдовье хозяйство учителя Кароя Маршалко; из кухни доносился щекочущий ноздри запах лука, слышно было сочное шипение сала — учитель проглотил слюну; у этого тучного стареющего человека была одна слабость — еда; время от времени он оказывался во власти какого-то непомерного обжорства и тогда, если он ел в трактире, поминутно косился, на тарелки соседей и багровел от негодования, когда ему казалось, что его порция говядины значительно меньше, чем у соседа. Во всем остальном это был чрезвычайно мягкий, даже неловкий человек и по существу не более эгоистичный, чем другие, но вот ел он всегда торопливо, с хмурым видом и походил при этом на ворчащую, обгладывающую кость собаку. Разумеется, он знал о своей слабости, осуждал себя за нее, даже пытался себя обуздать, но это, к сожалению, ему редко удавалось. Вот и сейчас он нетерпеливо встал и направился в кухню.
— Что вы готовите? — поинтересовался он, проглатывая слюну.
— Лечо, — мрачно отозвалась Эржи.
— Я взгляну, — сказал учитель и приподнял крышку кастрюли. — Хватит? — спросил он с недоверием; очки его запотели ют вырвавшегося из кастрюли пара.
Старуха пожала плечами. Учитель опустил крышку.
— Туда бы, добавить, увесистый шницелек, — мечтательно произнес он, — или каких-нибудь колбасок!
— Я могу только сварить там свои пальцы, — сказала раздраженно Эржи, — другой колбасы во всем городе не найдется.
Учитель задумался.
— Когда мы будем есть? — спросил, он. — Уже без четверти. девять, Я надеюсь, вы перец не полностью вычистили?
— Потерпите, Каройка, — ответила Эржи, — барышня придет домой в девять часов.
— Древние римляне, когда тушили лук… — пустился в рассуждения учитель, но Эржи стремительно распахнула перед ним дверь.
— Выйдите, господин учитель, — сказала она, не повышая голоса, — а то ваш костюм пропитается луковым духом.
Учитель постоял еще немного и вышел.
Барышня, которую ждали домой к девяти, была дочь учителя Мария Маршалко; ей исполнился двадцать один год, и она как раз закончила восьмой семестр медицинского факультета в университете; она опередила своих сверстников ровно на год, так как сдала экзамен на аттестат зрелости, когда ей было семнадцать лет.
