Эсер Борис Савинков ненавидел большевиков, которые привлекли на свою сторону солдат твердым обещанием немедленного мира. Савинков презрительно называл Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов «Советом рачьих, собачьих и курячьих депутатов». «Ему, вероятно, казалось, — в этом была его главная психологическая ошибка, — что достаточно как следует прикрикнуть на всю эту «сволочь» и взять ее по-настоящему в оборот, чтобы она перед ним с Корниловым побежала…»
Борис Викторович предполагал вызвать с фронта надежные конные части, объявить Петроград на военном положении, ликвидировать большевиков и провозгласить диктатуру директории. Такие разговоры Савинков как заместитель военного министра и вел с генералом Лавром Георгиевичем Корниловым.
Одинокий эгоцентрик Савинков, привыкший в качестве главы террористической организации брать всю ответственность на себя, прирожденный заговорщик и диктатор, склонный к преувеличению своей власти над людьми, не столько стремился к сближению Корнилова, которого любил, с Керенским, которого он презирал, сколько к их использованию в задуманной им политической игре… Ему рисовалась военная директория — Керенский, Корнилов, Савинков.
Но затея с Корниловым провалилась.
Керенскому пришлось отправить в отставку Савинкова, которую тот отпраздновал в подвале кавказского ресторанчика вином и шашлыками вместе с офицерами «дикой дивизии». После Октября он стал непримиримым врагом советской власти. Говорят, в 1918 году Борис Виктрович «вел себя в Москве с вызывающей храбростью: ходил по улицам в черном френче и желтых сапогах, утверждая, что любой чекист при встрече с ним первый постарается скрыться».
«Громадным подспорьем Савинкову была его биологическая храбрость, — писал человек, который был рядом с ним в семнадцатом году. — Савинков не склонял головы ни перед немецкими, ни перед большевистскими пулями…
Смертельная опасность не только повышало в нем чувство жизни, но наполняло его душу особую, жуткою радостью: «Смотришь в бездну, и кружится голова, и хочется броситься в бездну, хотя броситься — погибнуть». Не раз бросался Савинков вниз головой в постоянно манившую его бездну смерти, пока не размозжил своего черепа о каменные плиты, выбросившись из окна московской тюрьмы ГПУ».
Вождь боевой организации партии эсеров и фактический руководитель военного министерства во Временном правительстве, Савинков вел с большевиками свою личную войну.
«Я буду бороться, пока стою на ногах, — писал Савинков за полгода до восстания в Ярославле. — Бороться за Россию. Пусть «товарищи» называют меня «изменником» и «продавшимся буржуазии» Я верю, что единственная надежда — вооруженная борьба. И надежды этой я не оставлю».
