Кой черт погнал мать с утра пораньше на чердак? Что ей там понадобилось? Тяжело отдуваясь, полная Людмила вскарабкалась по шаткой лестнице, поморгала глазами в полутьме и огласила дом истеричным бабьим визгом. Они вскочили, конечно. Инка, вся красная, дрожащая, криво натянула сорочку, он никак не мог застегнуть брюки. А мать все голосила, пока не вскарабкалась на чердак тетя Лена, а бабка, которой годы не позволяли уже сюда влезть, топталась у лестницы и охала:
– Ленка, Людка, да шо там такэ зробилось?
И началось. Мать вопила как недорезанная:
– Ужас! Кошмар! Семейное проклятье!
Тетка, с одного взгляда оценив обстановку, коротко хлестнула дочь по щеке, бросила, как ошпарила:
– Шлюха! Семью опозорила! Марш отсюда!
И Инка, всхлипывая и зажимая рукой горящую щеку, скатилась со ступенек, толкнула бабку и спряталась за дверью.
– Да не ори ты, Люда, на всю деревню, – гаркнула Лена. – Сейчас сбегутся, как на пожар. Уймись! Ничего страшного не произошло.
– Ничего страшного? – взревела мать. – Может, у вас, прошмандовок московских, это ничего страшного. Отродье твое проклятое! Сгубила пацана!
– Ты ври, да не завирайся! – одернула ее сестра. – Я твоего выродка привлечь могу по статье, девке-то шестнадцати еще нет! Так что уж лучше помалкивай. Я на вокзал поеду, билет на вечерний поезд возьму, а ты смотри тут, этих друг к другу не подпускай!
Она окинула Володю брезгливым взглядом и быстро вышла.
Мать, по счастью, всласть наплакавшись, вскоре заснула, и ему удалось пробраться к Инке. Та, зареванная, поникшая, сидела, забившись в угол кровати. Володя обнял ее, и она, всхлипывая, приникла к нему, вцепилась, как в последнее спасение, запричитала:
– Володенька, что же делать? Она увезет меня! Мы никогда больше не увидимся.
– Ну, будет, будет, перестань, – утешал он ее, немного рисуясь, чувствуя себя рядом с испуганной девчонкой большим и сильным. – Я за тобой приеду. Возьму у отца денег – он добрый, он даст, и приеду. Мне через полгода восемнадцать исполнится, и мы сможем пожениться. И никто нам не помешает, честное слово.
– Ты правда приедешь? – икнула от слез Инка.
– Ну, конечно! Не плачь, глупая!
Он целовал ее в соленые щеки и верил, твердо верил в то, что говорил.
Дома, в Омске, была уже совсем осень. Во дворе Володю радостно встретили вытянувшиеся за лето друзья, бывшие одноклассники. Отец обнял сына, хлопнул по плечу:
– Ишь какой вымахал, настоящий мужик. Ну, как каникулы?
