– А ты что? Ты смеешься надо мной, мертвячка? – страшно закричала она.
Кинулась вперед, схватила куклу и принялась рвать ее на куски, выдирать клоки шерстяных ниток, заменявших Марусе волосы, раздирать пальцами старый обветшавший ситец, вцепилась зубами в мягкий кукольный живот, прорвала ткань и закашлялась, подавившись полезшей наружу ватной трухой. Рвала ее и кромсала в бессильной ярости, пытаясь хоть кому-то отомстить за разбитую жизнь.
Обессилев, охрипнув от отчаянных рыданий, Ника повалилась на кровать. Лежала, не шевелясь, наблюдая, как медленно гаснет день за окном и в комнату на цыпочках пробирается темнота, заполняя собой воздух. Как бы ей хотелось вот так же легко и безболезненно погаснуть вместе с уходящим днем. Но нет же, проклятый неискоренимый инстинкт самосохранения, жажда жизни, любой, хоть самой подлой и низкой, сильнее всего на свете. Нужно взять себя в руки, заставить встать, пытаться жить дальше. Но как жить, как? У нее ничего не осталось – ни связей, ни денег, ни работы. Володи больше нет, и позаботиться о ней некому. А внутри растет и требует внимания ребенок, тот самый, которого Володя мечтал таскать на шее и учить плавать. Как ей вырастить его одной? Она безработная, практически тунеядка. В любой момент заявится участковый с обвинениями. Что делать? Она ведь ничего не умеет, кроме как быть очаровательной и нежной боевой подругой. Пойти устроиться куда-нибудь на фабрику, отработать пару месяцев до декрета, чтоб иметь право хоть на какую копейку? А что потом? Малыша с трех месяцев в ясли, самой к станку, и так, без радости, без просвета, перебиваясь с хлеба на воду – до конца жизни? Никто не поможет ей, никто не защитит. Нет, она не позволит себе обречь этого ребенка на жалкую, нищую, никому не нужную жизнь. У ребенка должны быть внимательная, заботливая мать, сильный и добрый отец. А что ждет ее сына или дочь? Издерганная, полуголодная, озверевшая от вечной борьбы за кусок хлеба мать-одиночка?
Не может она сейчас родить, как бы ни хотела, как бы ни мечтала об этом. У нее нет сил бороться даже за свою жизнь, не говоря уж о чьей-то еще. Господи, но что же делать, ведь столько времени уже прошло? Врач откажется… Нужно дать взятку, получить какую-то справку. А где взять денег? У нее нет даже лишней пятерки, чтобы сунуть медсестре на качественный наркоз.
«Шуба!» – сообразила Вероника. Нужно продать шубу. Она ведь хотела уже однажды, но Володя запретил. Вспомнив об этом, она снова зарыдала, отчаянно, по-детски скривив рот. Терла глаза руками, пытаясь успокоиться, заставить себя трезво думать о будущем. «Стоп! Стоп! Рыдать некогда! Итак, шуба. Нужно продать побыстрее». Денег хватит на врача и еще перекантоваться первое время, пока не отойдет после операции. Потом уже, когда оклемается, можно думать дальше, пытаться как-то устроить то, что осталось от ее жизни.
