– Я не противен ей, – резко сказал Нарендил. – Ты прав, она долго не верила, но в конце концов… Я думаю, она благодарна мне.
Это было сказано напрасно. В ответ снова прозвучал презрительный смех.
– Благодарна? Знаешь, когда поблагодарит лесная гадюка? Ты дитя, Нарендил. Подумать только, какая честь для эльфа – доверие орочьего отродья, попавшего в капкан!
– Почему бы и нет? – молодой эльф не стал более сносить насмешки. Пришел его черед говорить, хотя бы каждое слово было кощунством или дерзостью. – Я считаю это честью.
Тингрил не ответил, только глаза его расширились, будто он увидел за спиной у Нарендила нечто опасное. А тот продолжал:
– Ты назвал ее орочьим отродьем. Я хорошо узнал ее сегодня, и я говорю тебе: это орочье отродье достойно уважения. Она отважна – действительно отважна. Это неправда, что ее гонит страх смерти, умереть ей было бы легче, – он говорил сбивчиво, едва успевая облечь в слова ощущение своей правоты. Оно вернулось, как только он вспомнил напряженное лицо Хаштах, ожидающей в темноте. – Она вынослива, как воин, и готова ко всему. И я не откажусь от своих слов – она благодарна мне, она доверяет мне, хотя прошлая жизнь учила ее злобе и недоверию. И если оркам не могут быть присущи храбрость и честь, это значит, что она не орка.
– Это поистине удивительно, – без всякого выражения молвил Тингрил. – Кто же она?
– Может быть, пленный ребенок… – Нарендил неожиданно для себя смутился – столь грубым и нелепым вымыслом это выходило. – Похищенные Эльфы Моргота…
– Что же ты замолчал? – сурово спросил предводитель. – Коли твой язык сумел выговорить такое, что еще может помешать ему? Или твоя орка, не ведающая страха, чересчур грязна для столь красивых речей?
– Ты ошибаешься, предводитель. Я сбиваюсь оттого, что мне трудно найти верное слово, но я знаю, чего ищу. Когда я поцеловал ее…
– Что?! Тингрил резко выпрямился. Ему словно не хватило дыхания на более пространный вопрос, и это было страшней гнева.
– Когда я поцеловал ее, она обрадовалась, как ребенок, – сказал Нарендил, стараясь голосом не выдать тяжелой тревоги.
– Ты поцеловал орку? – снова спросил Тингрил – так целитель спрашивает, куда ты ранен. – Ты поцеловал эту, живущую в нечистотах? Почему ты это сделал?
– По своей воле.
– Из жалости? Я спрашиваю, ибо это важно, ответь мне.
– Не из жалости. Нет, мне и вправду жаль ее, но причина не в этом…
– Ты же не посмеешь сказать, что любишь ее!
Нарендил улыбнулся той самой улыбкой, которую терпеть не могли и друзья его, и враги. Рыжие волосы будто выцвели в отблесках огня.
