Представили? Нет? И мне это сложно представить, хотя приходилось ночевать в кабинке чуть не месяц, но то летом было…
– Ой! Солнышко проглянуло… Это хорошо! Значит и выбраться можно будет вскоре… Веселья час… И боль разлуки… Готов делить… Чёрт… – на третье утро проснулся Васёк от тишины и сквозь толщу снега на лобовом стекле разглядел пробивающиеся лучики, – Главное, это не спешить… Главное, спокойствие.
Стал он откапываться. Умял снег дверцей, выбрался из кабины на крышу и огляделся. Сколько хватало глаз, расстилалась искрящаяся под весёлым утренним солнцем снежная равнина.
Кррра-а-а-сота!!!
Дело за малым – машину откопать, да дорожку проторить.
И взял лопату Василёк,
и копать стал,
чтобы откопать машину,
и час копал,
и два копал,
и три копал,
и день копал…
и к полудню второго дня
откопал машину.
А как откопал Василёк машину,
то надел он чудо-лыжи.
И на чудо-лыжах тех
пошёл дорожку торить,
а как пошёл он торить,
и проторил километров пять,
то стал вечер.
Тут призадумался и понял,
что торить ему
дорожку
не переторить…
И вернулся и снова ночевал
в кабине…
Шёл по сопкам, по тайге, по нехоженым снегам, на зимовье своё шёл эвенский охотник. Как звали того охотника, знать не знаю и ведать не ведаю. На зимовье его ждали олени, жена и детишки малые, и шёл он споро.
Взойдя утречком на очередную сопку, чтобы оглядеться и дорогу наметить, увидел тот охотник далеко на горизонте дымок над трассой и разглядел среди бескрайней снежности машину с прицепом, а борта-то целые, не тронутые.
– Э-гей! – подумал эвенский человек, – Жив, однако, водитель. Шибко, однако, хороший водитель: машину откопал, печку топит, дым идёт, а борта, однако, не рубил. Похоже, Жених, однако, он шибко умный. Надо, однако, дорожникам сказать. Пусть выручают товарища.
Спустился охотник с той сопки, сделал крюк и к дорожникам, до которых домчался на быстрых лыжах своих часа за четыре, заскочил.
Василий же с самого утра был в волнении, и виной волнению этому был странный сон.
И снилось в кабинке Васильку,
как надевает он коньки,
а на улице ждут его.
И ждали на улице
братья его, и тоже на коньках.
«Как же так? – подумалось
Василию во сне том, –
Ты, Гриша, живой?!»
– Ну, вот сам же видишь, –
отвечал ему Гриша в том сне, –
Живой как есть.
– И ты, Ванечка, братишка,
тоже жив? –
вопрошал Василий младшего.
А младший только
смеялся звонко
вместо ответа.
– А как же, Ванюшка, наводнение? –
спрашивал его Васёк.
Только снова тот
ничего не отвечал,
а смеялся.
И оба брата на коньках
